Кто мог знать?

ГЛАВА 2

— Уже лучше.

Драко убрал руки Джинни со своей груди и наклонился к ней так близко, что их лица едва не соприкасались. Он медленно и легко потёр свою щёку об её лицо. Джинни попыталась оттолкнуть его, но он схватил её за запястье и, со словами «Думаю, не стоит», сжал с такой силой, что девушка едва не закричала. Малфой разжал пальцы и выпустил руку Джинни. Запястье сильно болело и… кровоточило? Гриффиндорка непонимающе посмотрела на слизеринца. Малфой усмехнулся и потянул руку к её лицу. Слабо надавливая, почти нежно, но причиняя острую боль, он провёл рукой по её щеке.

Его рука была в крови. Но не только в его собственной, теперь ещё и в свежей крови Джинни. Девушка поднесла руку к своему лицу. Кровь.

Что-то блеснуло в его руке — кольцо. С внутренней стороны ладони там было лезвие. Небольшое короткое, но очень-очень острое лезвие. Джинни вздрогнула.

Кровь из пореза в щеке тонкой медленной струйкой текла вниз, к уху, по шее и уходила под воротник мантии. Слизеринец улыбнулся. У Джинни всё заледенело внутри от этой улыбки.

Драко Малфой… Он сделает с ней всё что захочет, а потом убьёт… Или наложит заклятье забвения… Или заставит подписать легендарный слизеринский договор. Неважно было, что он сделает — самым ужасным было то, что Джинни никак не могла помешать ему. Отчаянье захлестнуло Джинни, на глазах выступили слёзы.

На лице Малфоя появилось торжествующее выражение. Он добился своего - она в его власти, она его боится и она плачет. Джинни почувствовала, как горячие слёзы текут по её лицу, смешиваясь с кровью, вызывая его улыбку…

С той же улыбкой он выпрямился и достал из кармана сложенный пергамент и помятое перо.

— Подпиши.

— Что… что это?

— То, на чём будет стоять твоя подпись, — он с видом собственника погладил её шею, там, где не было крови.

— Я не…

— А я так не думаю, — он наклонился и поцеловал её. Жестко, кусая её губы, разрывая их, — Полагаю, ты подпишешь.

— Н-нет.

— Уизли, — его глаза превратились в две яростные щели, — Можешь мне поверить — я заставлю тебя подписать это. Что бы ты ни делала — я заставлю. Думаю, будет лучше, если ты просто подпишешь это.

Джинни была в отчаяние, како-то дикий животный страх проник в неё. Она боялась Малфоя, боялась того, что он может сделать, боялась его уверенной улыбки…. Дрожащей рукой она подписала пергамент в том месте, где показал Драко.

— Отлично, Уизли, я думал, ты будешь дольше ломаться, — он ещё раз взглянул на пергамент, — Не догадываешься, что это? — Джинни была не в состоянии говорить, — Слизеринский договор. В общем: если кто-нибудь по твоей вине узнает о том, что сегодня произошло, произойдёт или о самом договоре — ты… мм… не скажу, что труп, но это тебе не понравится.

В сознании Джинни это означало только одно. Слизеринец не только сделает с ней всё, что захочет — он ещё и выйдет сухим из воды. Он будет ходить по Хогвартсу, улыбаться этой своей ухмылкой, отпускать шуточки… как будто ничего и не случилось.

Гнев закипел в её крови — это невозможно! Так нельзя! Как?!.. Она отчаянно закричала и, вцепившись ему в волосы, оттолкнула его ногами.

Отстранившись от слизеринца, Джинни попыталась подняться на ноги, но тут же упала. Ей казалось, что она сейчас умрёт. Эта попытка спастись отняла у неё последние силы и теперь она, тяжело дыша, снова лежала на каменных ступеньках.

Малфой встал и, бросив на неё насмешливый взгляд, поднял со ступенек какой-то предмет. Это была палочка Джинни. Гриффиндорка невидящими глазами смотрела на его руку, сжимающую палочку. Она не могла поверить, что была настолько глупа, что не догадалась воспользоваться магией. Джинни почувствовала, что сейчас в голос зарыдает. В том, что она лежит здесь, виновата она одна! Во всём, что сейчас произойдёт, виновата будёт только Джинни! И во всех последствиях виновата будет только Джинни! Только она и никто другой!..

Софи… Джинни вдруг вспомнила о своей однокурснице. Она будет дожидаться своего «возлюбленного» наверху, даже не догадываясь о том, что он в это время убивает её подругу. Джинни ещё раз прокляла неимоверное упрямство однокурсницы. Софи будет упрямо ждать до утра. Да ей с этим упрямством следовало идти в Хаффльпаф!

А выходя, Софи наткнётся на бездыханное тело Джинни Уизли.

Малфой подошёл к ней и присел на корточки. Выражение его лица можно было принять едва ли не за сочувствие. От него пахло кровью — приторно-сладко, но немного с кислинкой. Он усмехнулся и дотронулся пальцами до подбородка Джинни. Она думала, что он опять собирается ранить её, но Драко только провёл кончиками пальцев по свежему порезу на её щеке.

Джинни попыталась запомнить этот образ, который будёт видеться ей в кошмарах. Сочетание белого и красного — белые пряди, испачканные в крови, свисают на белый лоб, пряча его глаза, полные порока; белые, разбитые в кровь руки сжимают её палочку, вытягивая остатки надежды; пятна крови на рубашке, на скулах… Кровь и лёд.

Слизеринец убрал волосы со лба — открылись глаза. Серые, непрозрачные, скользкие глаза, полные обмана и предвкушения.

Внезапно Джинни услышала какие-то звуки снизу — как будто кто-то бежит. Она постаралась не дышать — действительно, это были шаги. Малфой сказал что-то, но Джинни не услышала его. Её слух был настроен, чтобы уловить звук тех далёких шагов. Возможно — спасительных. Бег становился всё ближе — теперь можно было расслышать, что бегут двое.

Малфой говорил ей что-то, теребя в руках её локон, но она не слышала его.

Шаги были всё ближе — сейчас она увидит тех, кто бежит, сейчас всё решится.

На лестнице появилась Гермиона — Джинни облегчённо вздохнула. Малфой проследил за её взглядом и увидел старосту Гриффиндора, а через мгновенье и слизеринского — Блез стоял за Гермионой. Драко встал на ноги и сказал что-то Блезу.

Джинни следила за Гермионой. Почему она ничего не предпринимает? Блез сейчас заберёт у неё палочку и они станут беззащитны.

***

…Мир вдруг перевернулся…

Гермиона оказалась лежащей на полу. Блез наклонился к ней и, забрав её палочку, тихо прошептал: «Твоя связь со мной останется тайной». Гермиона хотела приподняться на локтях, но слизеринец сделал какой-то угрожающий жест, и девушка решила не испытывать его терпение. Она посмотрела на Джинни — та ответила ей взглядом, полным отчаяния и разочарования. На её лице, шее и запястьях была кровь. Гермиона почувствовала угрызения совести.

Малфой подошёл к ней:

— Грейнджер! Какой сюрприз! — Гермиона молчала, — Я рад, что ты пришла. Блез теперь не будет скучать.

От последних слов Гермиона вздрогнула. Как он может знать о них? Неужели Блез мог рассказать что-то? Девушка посмотрела на слизеринца, сжимающего в руках её палочку — он был спокоен. Должно быть, Малфой имел в виду что-то другое. Другое…

От перспективы этого «другого» Гермиона задрожала. Она опять посмотрела на Джинни, испачканную в крови, взглядом молящую о помощи, на Малфоя, смотрящего так спокойно и уверенно, что хотелось умереть от страха, на Блеза, такого знакомого, такого опасного, такого ненавистного... Она поняла, что теперь ничего не контролирует. У неё забрали палочку, и теперь она с Джинни в их власти. Непрошеные, неожиданные слёзы выступили у неё на глазах. Ей было страшно за себя и за Джинни. И совестно перед ней.

Гермиона ещё раз взглянула на девушку, ожидая увидеть то же затравленное выражение в её глазах, что и секунду назад, но её ждал сюрприз. Пока все взгляды были устремлены на Гермиону, Джинни подняла свою палочку и встала, опираясь о стену.

— Ступефай!

Заклятие попало в Блеза. Вся ненависть вдруг ушла из сердца Гермионы — она сменилась нежностью и тревогой, когда он, оглушенный, упал на каменные ступеньки. В какой-то момент она даже возненавидела Джинни за то, что она сделала. Гермиона подбежала к Блезу, но вовремя остановилась.

Что с ней происходит? Она ненавидит Блеза Забини! Он мучил её, причинял ей боль. Откуда эта нежность, эта тревога? Что с ней?

Мысли Гермионы прервал крик Джинни — Малфой вырвал у неё палочку и сбил с ног. Тут уже медлить было нельзя — Гермиона нагнулась и, быстро выхватив свою палочку из рук Блеза, сразила Малфоя Сногсшибателем. Послышался глухой удар — Малфой перевернулся на ступеньках несколько раз и замер.

***

Джинни увидела белую полосу проклятья и через секунду Малфой, оглушённый, лежал на холодных камнях недалеко от Блеза Забини. Гермиона стояла между ними. Она смотрела то на одного слизеринца, то на другого, её руки тряслись. Снова занявшийся ветер развивал её волосы, делая общий образ каким-то нереальным.

Ветер усиливался и пронизывал до костей. Джинни поняла, что ужасно замёрзла. Всё тело болело, резко захотелось спать. Слабым голосом она позвала Гермиону. Та вздрогнула и подбежала к Джинни.

— Ты в порядке?

— Да, кажется…

— Тебе надо в больничное крыло.

— Нет, я не хочу, я не…

— Джинни, ты должна.

— Нет, Гермиона.

— Ладно, давай хотя бы выйдем отсюда.

Гермиона помогла ей встать, но Джинни тут же пошатнулась и едва не упала. Девушка вздохнула и, наколдовав для неё носилки, подняла её на них с помощью заклятья.

Она отведёт Джинни в больничное крыло, что бы та ни говорила.

…Они уже были у входа в больничное крыло, когда Джинни вдруг села на носилках, едва не перевернув их. Дикими сумасшедшими глазами она посмотрела на Гермиону и прерывисто прошептала:

— Не… не говори никому. Никому, даже Рону. Я умру если… если кто-то узнает. Я серьёзно, это не скромность, никому. Гермиона, обещай м.. мне.

Гермиона недоверчиво на неё посмотрела, но всё-таки пообещала. Должно быть, у Джинни свои причины. Но мадам Помфри потребует объяснений.

Мозг Гермионы быстро подобрал подходящую историю. Теперь главным было правильно всё разыграть. С криками она вбежала в больничное крыло:

— Мадам Помфри! Скорее! Джинни случайно разбила окно и упала с лестницы! Прямо по осколкам… Нет, я восстановила стекло и они вышли из порезов. Она потеряла много крови! Нет, но она там долго пролежала. В переходе…

Мадам Помфри колдовала над Джинни и попутно задавала вопросы Гермионе, на которые та спокойно отвечала. В конце концов, Джинни была переодета и уложена на больничную койку, а Гермиона получила задание заставить её выпить Сонбезснов. Пострадавшая постоянно что-то шептала. По словам мадам Помфри — она бредила.

Гермиона села на стул возле кровати. Джинни открыла глаза и стала быстро говорить:

— Никому, ты обещала. Я слышала твою версию, буду поддерживать. И, Гермиона, никому. Никому — ты слышишь?

— Да, да, конечно. Джинни, выпей. Это укрепляющее, — девушка послушно выпила зелье.

— Это было снотворное?

— Да.

— Хорошо, — Джинни закрыла глаза, но через секунду снова открыла и стала говорить, — Гермиона, Софи! Софи Ливис… Она ждет. Она не знает… И пергамент, там, в его мантии… Гермиона, я умру, если ты не заберёшь, — но зелье подействовало и Джинни, не договорив, заснула.

Гермиона покачала головой — Джинни бредит, а это уже серьёзно. Отдав стакан мадам Помфри и попросив чего-нибудь от головы, она пошла в Гриффиндорскую башню.

***

Девушка уже долго не могла заснуть — её мучила совесть. Почему всё так обернулось? И почему она не может рассказать? Вопрос был глупым. Она сделала такое, за что люди иногда попадают в Азкабан. Если она расскажет — её исключат. Но ведь тогда та, другая, освободится. Девушка представила её мучения. Конечно, она не могла почувствовать все также сильно… «Как она, должно быть, несчастна. И виновата одна я! Но я ведь не хотела этого делать! А исправить ничего уже не могу…»

Девушка ещё долго лежала в кровати и рассуждала. А уже перед рассветом ей удалось убедить себя в том, что не так уж это и страшно. Ведь ей тоже плохо… Ведь она переживает то же самое! В более лёгкой форме, конечно, но то же самое. Успокоив себя, она закуталась в одеяло и быстро заснула.

***

Блез открыл глаза — голова болела, спиной ощущал он холод каменного пола. Он хорошо помнил всё произошедшее — записка, Джинни Уизли, затем Гермиона, заклятье, потом Драко и Уизли — но он не мог понять, почему он лежит на полу. Слизеринец кое-как поднялся на ноги, голова закружилась ещё сильней. Должно быть, он сильно ударился. Чтобы не упасть, он хотел прислониться к стене, но споткнулся обо что-то мягкое. Малфой. Мерлин, почему Драко без сознания? Что здесь произошло?

Блез вряд ли был сейчас способен разбудить его с помощью заклятья. Поэтому он присел на ступеньки и стал трясти его за плечо. Было ужасно холодно, и плечо Малфоя тоже было холодным. Отогнав от себя неприятные мысли, Блез всё же достал палочку.

— Демиус! — Малфой слабо застонал, — Эй, ты меня узнаёшь? Кто я? — Блез ещё раз потряс его.

— Ты идиот, Забини, — хриплым голосом ответил Драко, — И прекрати меня трясти, у меня всё тело болит!

Блез прищурился и сказал: — Один вопрос, Малфой: что здесь произошло?

Драко вовсе не радовала мысль пересказывать своё поражение. Именно так — ведь он догадался оставить палочку возле Уизли? Идиот. После такой оплошности его можно спокойно отправить в Гриффиндор.

— В общих чертах: тебя свалила Уизли, меня — Грейнджер. Большего сказать не могу, — Драко поднялся на ноги и добавил равнодушно: — Предлагаю пойти в подземелья.

…Ветер пронизывал до костей. Стараясь хоть как-то согреться, Драко запахнул мантию и засунул руки в карманы. В левом кармане было согнутое перо, а в правом… Нет, до гриффиндорского уровня ему определённо было ещё далеко. Быть такой дурой, чтобы не забрать у него договор, когда он был без сознания — это может только истинная гриффиндорская Уизли.

***

«Гермиона, нет..!» Девушка сидела в своей спальне и беззвучно плакала. Она не может пойти. Он тогда сделает с ней всё, что захочет, и она позволит ему это… Лишь бы быть с ним, лишь бы слышать его дыхание, лишь бы видеть его глаза, лишь бы любить его… Гермиона не могла думать ни о чём другом. Было раннее утро, но она не могла заснуть. Стоило ей закрыть глаза, как она видела его. Его и себя…

Так было каждую ночь, когда она засыпала, не слыша его дыхание рядом. Она сейчас завидовала Джинни — та спала без снов в больничном крыле. Гермиона попыталась отвлечься. Что Джинни делала в Астрономической башне? Глупый вопрос. Что делают подростки в Астрономической башне ночью? Гермиона грустно улыбнулась — она единственная со всего курса никогда не использовала её «по назначению», как выражалась Парватти. Но почему там был Малфой? Неужели Джинни такая?.. Неужели она могла пригласить его на свидание? Это невероятно, но допустимо. И что тогда там делал Блез? Блез… Почему все её мысли неизменно возвращались к нему? Она не знала… Она просто не могла знать об этом.

Девушка посмотрела на часы — почти пять. Она всё равно не заснёт, надо подниматься. Гермиона подняла мантию, которую вечером кинула на пол. Она стала отряхивать её от пыли и вдруг замерла. Запах. Его запах. Эта мантия хранила запах его объятий, его поцелуев… В исступлении она откинула мантию в сторону и выбежала из комнаты. «Я больше не могу… не могу. Я не выдержу ни секунды больше! Я… я сейчас умру, если это не прекратится! Я умру!!!!» Последнюю фразу она выкрикнула вслух уже в гостиной.

Гермиона бежала и спотыкалась, плакала, что-то тихо шептала. Она уже не знала, куда стремится. Она уже не могла бежать, но бежала. Она не могла плакать, но плакала. В голове мелькали картинки… Блез: он улыбается, злится, они вдвоём, он целует её, он бьёт её, он целует её… Эта карусель памяти, летящая все быстрей… Отрезок времени, который она может прожить без него, становится всё меньше и меньше, и она медленно сходит с ума. Гермиона пыталась ухватиться за свой разум, но эта привязанность — не любовь — порабощала и его.

Темней всего перед рассветом.

Гермиона схватилась за голову. «Нет! Я не могу пойти туда!» Она зарыдала в голос и упала на колени. «Я не пойду! Я не выдержу!». Было очень холодно и сыро. На полу играл неровный свет факелов. Нет, она не могла быть здесь!

***

Рон был в ярости. Для этого изобретения он побегал, наверное, больше, чем сами близнецы, а ему ничего не досталось. Восхитительная вечеринка Уизли. Ведь это именно он залез в хранилище Снейпа и украл оттуда какую-то гадость. Рон хмыкнул — мало того — его ещё накормили этой дрянью, давшей сбой, и он уже целую вечность висел под потолком. Каминные часы глухо пробили пять раз. Рон сморщился от досады — сколько ему ещё здесь висеть? Когда он пробовал позвать кого-нибудь на помощь, из его груди вырывалось только глухое мычание. Около часа ночи вечеринка поутихла, и гриффиндорцы разбрелись по спальням. Рон догадывался, что некоторые пары сейчас вовсе не спят, и это злило его ещё больше. Ну и за что ему все это?

Тут вдруг Рон услышал крик: «Я умру!». Внизу он увидел заплаканную, в одной пижаме Гермиону, которая, быстро пробежав гостиную, скрылась за портретом. Несколько секунд Рон смотрел на тёмный проход. Гермиона? Что с ней? Неужели она узнала про Восхитительную вечеринку? Нет, даже если и так, Гермиона не заплачет и тем более не решит умереть из-за такой мелочи. Он не знал, что случилось, но он понимал, что с ней что-то не так. Почему он не может догнать её, успокоить?.. В этот момент гриффиндорец захотел спуститься так сильно... что вдруг полетел вниз. На его счастье, под ним оказался диван. Но как?.. Почему действие помадки закончилось?.. Почти минуту Рон потерял, пока справился с удивлением.

Гермиона! Гриффиндорец спрыгнул с дивана и побежал к выходу.

***

«Что же его задержало? Неужели с ним что-то случилось? И это в вечер нашего первого свидания...» — Софи Ливис сидела на маленькой скамеечке в Астрономической башне и мечтала. Она не обращала внимания ни на холод, ни на ветер — она думала об истинной любви. «Это так… прекрасно, так романтично и запретно… Ведь когда я увидела его впервые, в поезде, он мне очень понравился, но после сортировки общественное мнение разделило нас, и мы не могли быть вместе…» Стоит ли говорить, что напуганная первокурсница-маггла, которой предстояло сесть в поезд с колдунами, не могла думать о слизеринце-второкурснике, как о возлюбленном. Тем более, что он вообще в то время сильно болел и никак не мог быть в поезде. «И его глаза так засветились, когда он меня увидел. Я уже тогда усмотрела в них любовь, но ещё не могла различить её… Ах, почему я была такой глупой? Почему шляпа отправила меня в Гриффиндор? Почему мы оказались так далеко друг от друга? Почему судьба так жестока?.. Он, наверное, подумал в тот момент, что я его совсем не люблю… Какими печальными глазами он смотрел на меня, когда я вышла из поезда…»

Софи уже миллион раз представляла себе, как он войдёт в эту дверь. Он подбежит к ней, станет на колени и скажет слова любви. Софи мечтательно улыбнулась. А может он подбежит к ней, уткнётся лицом в колени и расплачется, а потом скажет слова любви? И должна ли она тогда будет подарить ему поцелуй? Софи чуть нахмурилась. Это уже проблема: если она поцелует его — он может подумать, что она ветреная, и перестанет её уважать. А если она его не поцелует, он может подумать, что она его не любит, и выкинется в это окно. «А это было бы романтично», — Софи блаженно улыбнулась. Она бы кинулась за ним, и они бы воссоединились в своей смерти. Как Ромео и Джульетта… Очень романтично.

***

И куда она пошла? Это был единственный вопрос, интересующий сейчас Рона. Он прошёл ужё неизвестно сколько коридоров, лестниц, переходов, но не нашёл никаких её следов. И почему он сразу не побежал за ней? Почему он сидел, как идиот, на диване и думал, отчего кончилось действие помадки? Рон ходил по Хогвартсу, забыв про правила, про Филча… Он только видел перед собой это заплаканное лицо. Гермиона, его лучший друг. Она всегда помогала им с Гарри, сколько трудностей они пережили вместе… И теперь она страдала, а он не знал, почему.

Тут он услышал быстрые шаги — кто-то бежал. Он прошёл чуть вперёд и выглянул за угол, чтобы увидеть бегущего. …Гермиона налетела на него, едва не сбив с ног, и остановилась совсем рядом так, что он почувствовал, как она дрожит… Вдруг Гермиона быстро отошла от него на шаг и со злостью посмотрела ему в лицо. Он ответил ей непонимающим взглядом. А она упала на колени и разрыдалась.

***

…Она не могла быть здесь! Гермиона оказалась в хорошо знакомом месте. Она знала пароль, знала, за каким камнем лежит мантия-невидимка, знала путь от этого места до его комнаты. Она знала, что находилась перед входом в слизеринскую гостиную.

Наверное, её сознание сыграло с ней злую шутку. Не могла же она, не глядя, прибежать именно сюда! В голове звенели два слова, пароль — «Явившийся вновь». Гермиона почувствовала, как губы начинают шевелиться, произнося эти слова. Я-вив-ший…

Нет… — слышала она тихий голос разума… Она не может пойти туда! Он убьёт её, или она умрёт сама, или всё это убьёт её…

Смерть. Гермиона улыбнулась. Она умрёт и всё кончится. Она освободится!.. Эта мысль сделала её почти счастливой… Девушка пошла прочь из подземелий к самой высокой точке Хогвартса. Чем больше будет высота, с которой она упадет — тем меньше шансов выжить.

…Думая об избавлении от своих страданий, Гермиона бежала по Хогвартсу. Ещё несколько лестниц, несколько поворотов, всего один шаг — и она освободится. Ах, какое это счастье, быть свободной! Она уже чувствовала ветер, мягко обволакивающий её, теребящий её волосы. Она бежала и тихонько смеялась — все-таки она была почти спокойна и счастлива. Впервые за эти месяцы.

Ещё чуть-чуть — поворот, лестница, поворот и заветный шаг. Она повернула и врезалась в кого-то. Факелов здесь не было — она лишь видела силуэт. Темные волосы, вечно холодные руки…

Её сознание опять играет с ней злую шутку. Это не может быть Блез. Тот сейчас где угодно, но только не здесь. Пожалуйста, только не здесь! Она резко отошла на шаг назад и посмотрела ему в лицо, готовясь к своему последнему поединку. Она уже решила — она освободится, и не важно как.

Но что-то в этом силуэте было не от Блеза — более высокий, более худой и пахнет от него шоколадом, а не дорогим одеколоном... Рон?!

Гермиона зарыдала и упала на колени. Это Рон — её друг, он поддержит её, не даст ей упасть. Девушка вдруг поняла всю глупость своего недавнего порыва — у неё есть друзья — она не должна умереть. Рон опустился рядом на корточки и обнял её за плечи. Она лишь уткнулась носом в его плечо и зарыдала ещё сильней. Она почувствовала такое облегчение, что ей захотелось смеяться от счастья. Ей вдруг показалось, что нет в мире никакого Блеза. Она вспомнила, как они — Рон, Гарри, Джинни и она — были в Норе: Джинни стесняется смотреть на Гарри и в очередной раз уронила ложку, чтобы скрыться под столом, Фред и Джордж, перекидываясь шутками, моют посуду, Гарри, смущаясь, пытается ответить на вопрос мистера Уизли о магглах, Рон давится кашей, которую терпеть не может. Из сада доносятся крики миссис Уизли, обвиняющей близнецов в том, что они испортили ее клумбы.

Гермиона подняла голову, посмотрела в светлые глаза Рона и поняла, что он любит её. Любит, как человека, как друга, без страсти, без напряжения… Это Рон, её лучший друг на свете… Гермиона снова уткнулась в его плечо и заплакала уже от счастья и облегчения. Он ни о чём не расспрашивал. Просто привёл её в гостиную, проводил до спальни и пожелал спокойной ночи. И ни одного упрёка или вопроса, только тихая поддержка.

Теперь она заснула спокойно. Без снов, без мыслей, без воспоминаний…

***

Джинни открыла глаза и судорожно вдохнула. Так всегда заканчивалось действие снотворного. Перед глазами встали все события вчерашней ночи. Или не вчерашней? Сколько она проспала?..

Девушка села на неудобной больничной койке и отдёрнула занавеси. Или ей всё приснилось? Рядом на столике лежали открытки и сладости, солнечные блики играли на оконных стёклах и металлических дверных ручках. Из открытой форточки доносились крики. Крики болельщиков. Квидитч? Какое сегодня число? Неужели она пропустила матч?

Джинни позвала мадам Помфри — никто не ответил. «Она, наверное, на игре, поджидает пострадавших». Девушка спустила ноги с кровати — сорочка приподнялась вверх, и она увидела свои побитые, с царапинами и синяками колени. А руки — тоже в синяках и царапинах, на одном запястье глубокий порез. Почему мадам Помфри не вылечила его? Она дотронулась рукой до лица — рана на щеке тоже осталась, но губа было цела. Девушка спрыгнула с кровати и подбежала к зеркалу над умывальником — так и есть — красная линия пореза резко выделялась на фоне бледного лица. Джинни провела по ней кончиками пальцев — это движение отдалось глухой болью. Рана выглядела почти свежей — значит, она здесь недолго.

Джинни осмотрела помещение — она была одна в лазарете. Тогда она вернулась к кровати и, чтобы убить время, стала рассматривать оставленные ей открытки.

Гарри и Рон прислали одну открытку на двоих — ничего интересного: «Выздоравливай» и что-то в этом роде. Джинни пересмотрела открытки Аманды Джонатан, Колина Криви и двух первокурсников, которым она помогала с Трансфигурацией — те же банальности. Открытка Софи Ливис — в её стиле — краткие соболезнования и целая повесть о собственных страданиях по поводу возлюбленного. Джинни фыркнула — почему Софи — эта дура — спокойно пришла в гостиную и там волновалась о своём парне, а Джинни так досталось?

Осталась одна открытка. Как только Джинни взяла послание в руки, оно вспыхнуло, и послышался серебристый голос:

«Помни о договоре, Уизли, и молчи. Иначе это будет ужасно».

***

Блез Забини всю ночь не сомкнул глаз. Он в любой момент ждал её прихода. Он чувствовал, когда она хотела прийти к нему: этой ночью это было особенно сильно, но он так и не дождался. В какой-то момент она вдруг успокоилась и забыла о нём.

Странно.

Раньше такого не было. Блез чувствовал её желание всегда — даже когда она спала.

Странно…

Слизеринец был возле озера. Вокруг не было ни души — все на игре. Он и сам какое-то время пробыл там, надеясь встретить кого-нибудь из Слизерина. Но нет: на игре были все, кроме слизеринцев — их не интересовали матчи, где не участвовал их факультет. Или Гриффиндор — никто не хотел упустить случай позлорадствовать над проигравшими врагами.

Блез посмотрел на озеро — он уже давно заметил девушку с юношей, катающихся там. Девушка его не видела и вряд ли хотела бы. И, вероятнее всего, думала, что он на игре. Хаффлпафская третьекурсница. Она смеялась своим чистым детским смехом и улыбалась пареньку, который улыбался ей. Вот оно, хаффлпафское счастье — вот так вот смеяться, не думать о завтрашнем дне, не думать о проблемах, последующих за этим смехом. Блез мрачно улыбнулся — проблемы у неё будут, он мог поклясться — будут.

***

Джинни как-то слишком спокойно восприняла это послание. Это было просто подтверждение того, что ей всё это не приснилось.

Теперь она сидела на кровати и слушала отдалённые звуки квидитчного матча. Она помнила — играли Равенкло и Хаффлпаф. Джинни могла только определять, когда забивали гол — болельщики тогда кричали особенно громко. Она не слышала комментариев и не знала, кто выигрывает. Один раз она уже хотела выйти из лазарета, но передумала — в замке сейчас жутко холодно и в одной больничной сорочке, босиком она не доберётся до башни. Оставалось только слушать.

Вдруг девушка услышала, как открывается дверь, потом, как кто-то идёт в палату. Джинни, поборов странную дрожь, громко спросила:

— Кто здесь? — ответа не последовало. Тогда девушка, стараясь побороть дрожь в голосе, повторила вопрос, — Кто здесь?

Мерлин, кто это мог быть? Её расшалившаяся фантазия только ухудшала положение. Шаги приближались, и девушка боялась обернуться, чтобы увидеть посетителя.

— Я, конечно, не стою радостных объятий, но ты могла бы хоть поздороваться.

***

Гермиона уже давно проснулась, но всё не могла заставить себя встать с постели. Даже часы, возвестившие её о том, что уже три часа дня, не побудили её подняться. Сегодня выходной, обед она уже пропустила, матч тоже уже давно начался — так зачем же вставать?

Гермиона, несмотря на сон, чувствовала ломоту в теле. Сколько она не пыталась, она не могла вспомнить, чем окончилась вечеринка. Мысли ускользали от неё. Она помнила какие-то эмоции — страх, облегчение, но никак не могла вспомнить событий. Солнце ярко светило, за окном виднелось синее небо, мысли всё так же ускользали от неё… Гермиона спрыгнула с кровати и подбежала к окну. Двор манил свежестью дня: солнце ярко светило, снег ослеплял белизной. Какая-то парочка каталась на заледеневшем озере. Девушка распахнула окно и тут же задрожала от холодного воздуха, ворвавшегося в комнату.

Из её окна поля не было видно, но всё равно слышались крики болельщиков с матча.

Гермиона зевнула и закрыла окно. Утро было просто прекрасным! Она решила всё же пойти на игру — там она найдёт Гарри и Рона, а втроём им точно не будет скучно.

Девушка накинула чистую мантию и вышла из своей комнаты. Когда она спускалась с лестницы, она увидела Рона, читающего что-то в кресле. Он поднял глаза и улыбнулся:

— Доброе утро! Или, вернее, день.

— Тебе того же, — Гермиона подошла к Рону и опустилась в кресло напротив, — Я сегодня чего-то заспалась.

Она заметила, что Рон весь как-то напрягся. Что же вчера произошло? Мысли упорно не хотели возвращаться к вчерашнему вечеру.

— Гермиона, не надо делать вид, будто ничего не было, — девушка ответила ему непонимающим взглядом. Рон немного расслабился и спросил, — Ты что, правда, ничего не помнишь? — Гермиона покачала головой, — Ну, помнишь, как я съел помадку?

— Да.

— А как Фред вывел тебя из гостиной?

— Д-да, — Гермиона вдруг вспомнила всю цепочку событий, последовавших за этим. Что из них знал Рон? — Я вспомнила, — дрожащим голосом ответила она.

— Теперь ты объясни мне, что же произошло.

Гермиона начала анализировать ситуацию, чтобы выйти из столь шаткого положения. Рон не может знать о произошедшем в Астрономической башне. Рассказать правду о Блезе? Она не может. Но как всё объяснить? Рон, почти так же, как и Блез, распознавал её ложь.

Гермиона посмотрела в его знакомые синие глаза, в них было беспокойство, внимание и маленькая, очень маленькая капля упрёка. Сказать, что это не его дело? Глупость. Придумать что-нибудь? Может, он не заметит её лжи.

— Рон, — Гермиона призвала все свои актёрские способности, чтобы изобразить смущение, — Эээ… Вчера вечером я узнала, что один человек, которой мне нравится, которого я люблю, любит другую девушку, — её лицо медленно заливалось краской, — И когда я узнала об этом… У меня был такой шок, а ещё это пиво. И, в общем, я решила, — она краснела всё больше и больше, — я решила выкинуться из окна. Вот, — Ей даже удалось выдавить из себя нервный смешок, — но я уже прекрасно понимаю, что это была ужасная глупость.

Рон смотрел на неё долгим пристальным взглядом, под которым Гермиона съёживалась всё больше и больше. Не надо было ничего придумывать! Рон всё равно не поверит! Гермиона чувствовала жуткий стыд, оттого что солгала ему. Гриффиндорец перевёл взгляд на книгу и вздохнул:

— Гермиона, если ты не можешь рассказать это, так и скажи. Не надо лгать, — и вышел из гостиной.

***

Внезапно вернулась память о Блезе — Гермиона почувствовала, как огромный камень ложится ей на душу. В каком-то неясном порыве она захотела догнать Рона, но когда она вышла из гостиной, его уже не было. Девушка почувствовала, как слёзы наворачиваются на глаза, почему всё именно так? Почему не как-то иначе?

Она рассеяно побрела прочь от входа в башню, понятия не имея, зачем это делает. Ступеньки, эти бесконечные ступеньки. Подумать только — все события в Астрономической башне были только вчера. Ей казалось, что прошли годы. Гермиона подумала о Джинни, как той не повезло. Она ведь совсем ребёнок.

Но что, собственно, Гермиона о ней знала? Точнее, знала ли Гермиона саму Джинни? Нет. Да и какой Джинни ребёнок? Она всего на год младше самой Гермионы. Даже на полгода.

Девушка пошла по направлению к больничному крылу. Она уже была буквально в двух шагах от своей цели, когда увидела человека. Слизеринца.

Блез Забини.

…Гермиона остановилась, не смея сделать ни шагу. Она забыла всё — и про Джинни, и про холод камней. Ей хотелось, чтобы это никогда не кончалось, чтобы он целовал её вечно. Порабощённый краешек сознания напоминал, что она ещё должна будет понести наказание за вчерашнее. Но… это не важно. Он был здесь — о чём ещё можно думать?

Он отошёл от неё на пол шага, и Гермиона открыла глаза. Почему? Почему он отошёл? Ах, да…

Наказание.

Блез посмотрел ей в глаза и провёл кончиками пальцев по её подбородку. Этот жест заставил девушку задрожать. Нет, не от страха. Скорее от… от воспоминай, от памяти.

Всё внутри кипело. Гермионе хотелось ударить его… или поцеловать. Она была порабощена настолько, что ей было наплевать на место, на окружение, на возможных прохожих. Единственное её желании было простым и понятным. Понятным ему, слишком хорошо понятным. Она ненавидела его за это так сильно, что Блез должен был уже давно превратиться в пепел.

Желание. Девушка дрожала от напряжения. Если она сейчас ничего не сделает, она просто взорвётся.

Блез знал, он прекрасно знал, что теперь она пойдёт за ним куда угодно, даже в ад. Он ещё раз дотронулся до её подбородка и молча пошёл по коридору. Ад. Забавно, именно туда она и шла сейчас.

***

Нори Брэдстоун впервые стояла на коньках. Она смеялась, падала, улыбалась пареньку, катающемуся рядом — ей казалось, что ничего лучше просто быть не может. Вот так смеяться, смотреть на ослепляющее солнце, упиваться чувством первой влюблённости… Был только декабрь, а ей казалось, что уже весна. Всё вокруг было ток чудесно, так волшебно!

Она в очередной раз упала. Её друг, с детства катающийся на коньках, подъехал и подал ей руку. Нори ухватилась за него, и юноша одним движением поднял её на ноги. Он улыбнулся и, слегка придерживая её за локти, поехал с ней по направлению к центру озера. Его шарф упал ей на лицо — Нори почувствовала запах самой весны — запах первой влюблённости, сверкающих улыбок и тающего льда. Девушке хотелось, чтобы это продолжалось вечно. Она засмеялась: «Вечно!!!»

***

Гермиона пыталась побороть себя, пыталась убежать прочь, пыталась хотя бы остановиться. Но не могла. Эта привязанность порабощала её, отнимала волю. Моменты их близости вновь воскресали в её памяти. Мягкие и жестокие, сумасшедшие и размеренные… Разные. Все.

Блез сказал что-то. Только через минуту, когда слизеринец открывал дверь в его комнату, Гермиона поняла, что это был пароль. Как через стеклянную стену она видела, как захлопнулась дверь, как повернулся ключ. Блез снял плащ и положил его на постель. Гермиона почувствовала, что сейчас рухнет на землю. Всё, обратной дороги нет. «Все двери на замках, все окна зарешотчены. А узница одна, во тьме, лишь с участью порочною…» Зачём замки? Все силы ада не заставят её теперь уйти отсюда. Или не отпустят…

Блез подошёл и снял с неё плащ. Значит, уже скоро, совсем недолго. Стеклянная стена становилась то мутной и глухой, то тонкой и хрупкой. Гермиона закрыла глаза. Она не могла смотреть ни на что в этой комнате. Всё было слишком, слишком знакомо, а это делало ожидание ещё хуже. Блез ходил по комнате, изредка, будто случайно, касаясь девушки. Она знала — это начало пытки. Такая лёгкая, звонкая игра на её нервах. Девушке хотелось кричать, но она знала, что это означает поражение. А Блез не любил, когда она сдавалась слишком быстро.

Её глаза были по-прежнему закрыты, и она не могла видеть, что делает Блез. Но ей это было ни к чему. Она знала — уже десятки раз она видела это. Он взял плащ и повесил его в небольшой гардероб. Створки мебели слегка скрипнули. Казалось, что напряжение достигло предела — так говорили её нервы. Но память напоминала другое — это только прелюдия. Гермиона почти всё выдержит, она всегда выдерживает почти до конца. Снова скрипнули створки — должно быть, Блез уже снял свитер. «Я не могу, я больше не могу!» — мысленно кричала девушка. Но вслух говорить нельзя и она лишь закусила себе губу. Кровь — тоже воспоминание, но оно сделало тоньше стену его власти.

«Я убью его! Нет, нет.. Я просто сражу его заклятием. Это получится — ведь вчера получилось…» — Гермиона нащупала прохладное дерево её палочки. Но если она сейчас прекратит эту пытку, то потом будет другая, куда хуже. Пальцы нервно царапали палочку в кармане. Может, не стоит?

Нет. Она сделает это.

Слизеринец, проходя в другой конец комнаты, легко коснулся её - Гермиона вздрогнула, сильнее схватила палочку и открыла глаза. Сногсшибательное заклятие. Её губы уже вздрогнули, готовясь произнести заклятье, когда их взгляды встретились.

Всего на тысячную долю секунды. Всего на вечность… Почему так мало?

Его глаза. Глубокие, чёрные, как смерть… как само желание.

…Её руки задрожали. Не слыша криков своей гордости, она впилась губами в его губы и вцепилась руками ему в плечи. Он был в одной рубашке и девушка ощущала тепло его кожи. Будто бальзам пролился на её душу. Неясное ощущение вечности и счастья, внезапное обретение смысла жизни.

Блез не ответил на её поцелуй. Надеясь продлить это мгновение, Гермиона ещё сильнее вцепилась в его плечи. Наверное, она делает ему больно, но это так… неважно. Всего секунду продолжалось это объятие.

Блез твёрдо сжал запястья девушки и отдалил её от себя. По ладоням прошёл холодок, совсем лёгкий, но он почему-то лёдяными иглами впился в её сердце. Гермиона просто смотрела на него умаляющим взглядом, шепча: «Нет, пожалуйста… Пожалуйста, нет…»

В его лице можно было прочесть совсем немного эмоций — лёгкое разочарование и странное презрение. Девушка не выдержала и разрыдалась, упав на пол и обхватив его колени. Она держалась за него, качаясь в такт ударов своего сердца, быстрее и быстрее. Она плакала, умоляла и знала, что делает только хуже. Она ненавидела себя за это, но не могла поступить как-то иначе. Слизеринец полностью располагал её разумом и телом. Как же она его ненавидела!

***

Милый всегда играл с ней. Он никогда ничего не делал всерьёз. Как она когда-то любила его!… Но теперь всё. Конец. Даже не теперь, это, должно быть, началось уже давно. А вот Хороший, он действительно добрый. Любит он её или нет — откуда ей знать? Но они понимают друг друга. Хотя, нет, это он понимает её. Хорошего понять очень сложно, он никогда не перестанет удивлять и даже пугать её. Но это мелочи - так или иначе, она хочет быть только с ним.

Но тогда что это был за заключительный аккорд с Милым? Зачем она это сделала? Это было очень глупо. И даже хорошо, что у неё ничего не вышло. Ну… Что-то, конечно, получилось. Получилось настолько ужасно, что она теперь не может никому рассказать. Даже Хорошему. Если он узнает и никому не расскажет — а он не расскажет — Хороший станет вроде как соучастником. А она не могла позволить, чтобы Азкабан грозил её Хорошему.

.::Предыдущая глава::. | .::Оставить отзыв::. | .::Следующая глава::.

(c) 2004-05. Права на публикацию фанфика на русском языке
принадлежат его автору sthikatillo
Любое использование материала данного сайта,
полностью или частично, без разрешения
правообладателей запрещается.