Цепи
ГЛАВА 3
Неискренние.
Люциус Малфой вздохнул и откинулся на спинку кресла. У него был тяжёлый день. И тяжёлая ночь. Они что, сговорились? Сначала Аманда, теперь Элли. Не могли они совершить побег с большим промежутком времени? А он устал, он так устал…
Элли. Забавное сокращение. Такое кукольное, так подходит…
Мужчина снял мантию, открылся светло-серый костюм, стоивший, наверное, целое состояние. Элли. Она никогда не была ни особо умна, ни сильно красива. Нет, единственное, что у неё было — её стойкость, сила духа. Сбежать от Люциуса Малфоя! А это удавалось очень редким людям. Вон, даже Аманда не справилась… Да что Аманда! Нарцисса, продумывавшая этот побег почти двадцать лет, и та попалась. Впрочем, зачем ей это было нужно?…
Но ожидать такого от Элеонор… Люциус улыбнулся; вот почему ей это удалось. Потому, что ожидать от неё подобного было просто невозможно. А ещё оказалось, что она может очень даже убедительно лгать. «Драко умер, но я беременна» — с презрением к себе припомнил мужчина. Он просто без оглядки поверил в это, он просто не ждал обмана. Меньше всего…
Люциус вздохнул, потянулся… Элеонор Хейвуд Брэдстоун — её имя по рождению. Она всегда чем-то походила на Нарциссу в молодости. И, хотя та была по-настоящему умна и незаурядно красива, хотя та была настоящей слизеринкой, в них… в них было что-то одинаковое. Какая-то незаметная стойкость, ложная предсказуемость. Нарцисса тоже была сильной, не сразу своенравной. И Люциусу всегда точно также казалось, что он знает наперёд все её действия. Увы, только казалось. Стойкость и ложная предсказуемость. К Элли это притягивало даже сильнее, чем к Нарциссе в своё время.
Но Нарцисса — она жена, это требует уважения. Элли… Элли могла стать капризной любовницей, но нет, наделала глупостей. Теперь её удел — «кукла». И у него полная свобода действий. Абсолютная…
Люциус недобро, очень недобро усмехнулся с видом игрока, который умело разыграл партию и теперь был уверен в победе. Шесть с половиной лет она уверенно держалась. Шесть с половиной лет. Но теперь, совсем скоро всё станет на свои места. Люциус уже знает, где она сейчас находится, знает, где она побывала, и знает, как теперь с ней справиться. Этот кулон… Элли Малфой стала пешкой. Она больше ничего не решает, всё предопределил он.
***
Добрый вечер, это снова я.
Знаешь, Уизли, просто не представляю, с чего начать. Всё как-то запутано. Кроме того, некоторые мои действия мне… эээ… трудно логтчно объяснить. Но начать всё-таки надо. И всё-таки… Проехали. Слушай.
Осень в ту пору была холодная. Мне было шестнадцать, я был старостой Слизерина. Гермиона Грейнджер была старостой Гриффиндора. Что дальше? Да пока ничего. Гермиона… скоро в ней что-то изменилось. Эти взгляды, случайные жесты, голос… Слишком красноречивые, а я был слишком смышлёным, чтобы не понять, что это. Знаешь, я был самоуверенным парнишкой и сразу решил, что она просто в меня влюбилась. Глупо звучит, не так ли? Но я понимал, что она это жестоко, очень жестоко подавляет. Ты понимаешь, лучшая ученица, староста… Хотя, кому я говорю? С этой стороны ты знал её куда лучше меня. Но я попытаюсь открыть другую её сторону. Так с чего же начать? Секунду, один вопрос.
Уизли, ты когда-нибудь насиловал женщину? Успокойся, зачем такая буря эмоций? Я ещё ничего не сказал. Так ответь, это простой вопрос. Нет? Предсказуемо, настоящий ответ настоящего гриффиндорца. А я, как, наверное, настоящий слизеринец, ответил бы положительно. Что ты так смотришь? Да, я делал это. Я действительно насиловал женщину, Уизли. Гермиона, поставившая себе рамки, спрятавшая свой огонь… слишком соблазнительная мишень. Знаешь, это слабеющее сопротивление, её скрытая боль… И момент, когда ты чувствуешь, что она уже себя не контролирует. Мерлин, ради этого стоило повторять это снова и снова. Да, она плакала, она меня ненавидела. В редкие моменты эта девочка проклинала меня, кричала, что когда-нибудь меня убьёт… Я смеялся ей в лицо, понимая, как отчаянно она лжёт. И какой пыткой было для неё осознавать, что иного она не хочет.
Блеск. Это желание заставляло её саму приходить, просить. Где была её воля? Я сам задавался этим вопросом, хоть он и не волновал меня слишком сильно. Но знаешь, что было для нашей Гермионы самым ужасным? Я её не любил. Да, я временами просто восхищался её умом и мужественностью, но далеко не любил. И она была умна и понимала, что только занимает меня. Только и всего.
И скоро она стала просто выматываться. Должно быть, я гнул её слишком сильно, она готова была сломаться. Гермиона уже осознала и приняла тот факт, что просто не может дышать без меня. Странно? Ты позже поймёшь, что вовсе не странно. Нет! Это не значит, что ты в меня влюбишься!
Мерлин, какой ужас… Ладно, слушай дальше.
Гермиона… она уже не думала, не сопротивлялась обстоятельствам. Только с ужасом понимала, что мой интерес медленно угасает, в то время, как её потребность неудержимо растёт. Мне самому даже было жаль её. Но я всё гнул и гнул. И ей оставался всего один шаг, чтобы сломаться. Впрочем, она не замедлила его сделать. Но об этом позже, потому что здесь появляется твоя сестра, Джинни.
Извини, у меня сегодня не так много времени.
***
Утро было на удивление чистым. Даже зависшая над горизонтом тёмная туча не могла его испортить. После месяца дождей прорывающиеся сквозь листву лучи солнца выглядели просто волшебно. От света утренняя роса искрилась сотнями бриллиантов, и даже обычное, казалось бы, пение птиц слышалось музыкой.
Но Гарри этого не видел. Он с тревогой смотрел, как возвращается Хедвига. Он уже несколько раз слал письма Рону, но сова возвращалась, не отдав свитка. Что случилось? Первая мысль, посетившая его, подсказала, что с Роном что-то случилось. Гарри тут же от неё отмахнулся. Ему бы обязательно об этом сказали. Но проверить самому у него всё не доходили руки. Кроме того, в это просто не хотелось верить в подобную возможность.
Сова бесшумно влетела в раскрытое окно и села на протянутую руку. Гарри вздохнул; так и есть, к её лапе по-прежнему было привязано письмо. И что теперь? Хедвиги долго не было, она наверняка искала адресата, но поиски, судя по всему, не увенчались успехом. Что же происходит?
Гарри нахмурился и отвязал письмо от лапы совы. Она тут же вылетела обратно в окно. Возможно, поохотиться, возможно, в совятню. Это не было важным вопросом.
Гарри облокотился на подоконник и стал задумчиво рассматривать открывшийся пейзаж. Под домом сад, полный вишен, вдали виднеется Хогвартс. Гарри, как и ещё двадцати аврорам, наконец-то выделили дом в Хогсмите. Тут была просто колоссальная защита, единственным минусом которой была невозможность аппарирования. Конечно, у Гарри всегда были готовы портключи, но так или иначе они не могли заменить телепортацию.
Мужчина вздохнул и пошёл на кухню. Солнце заливало помещение золотистым светом, играя бликами на кружках и закипающем чайнике. Рисс, задумавшись, сидела у окна, случайный луч упал на её золотую чёлку. Она сейчас выглядела такой милой, уютной, просто светилась тихим счастьем. Гарри не мог не любоваться ею. Ему казалось, что он видит ещё ту, хогвартскую Рисс, вечно улыбающуюся девушку в самом ярком наряде, в короткой юбке и цветных чулках, с ветром в голове и путаницей в увлечениях. Гарри улыбнулся, вспоминая, как сокрушалась из-за неё Гермиона. Рисс часто пропускала занятия, задерживала книги из библиотеки, ходила ночью на свидания и меняла парней, как перчатки. Вечная девушка-улыбка, девушка-кокетка…
Щёлкнул закипевший чайник, вернув Гарри в реальность.
— Доброе утро. Уже проснулась?
— Неужели не видно? — девушка чуть улыбнулась и тут же зевнула, — Хотя, возможно я ещё немножко сплю, — она лукаво улыбнулась, — Разбуди меня. Разбуди. Этот домик надо обновить…
Гарри усмехнулся:
— А чай?
— К чёрту чай.
Гарри чуть наклонил голову, сощурил глаза. Без комментариев.
— Действительно, к чёрту.
***
В Лондоне снова шёл дождь. Мелкий, моросящий дождь, за июнь осточертевший уже буквально всем. На мокрых улицах снова на борьбу с сыростью раскрылось полчища разношерстных зонтов, на древних бульварах опять мокли студенты, убеждая себя в том, что этот дождь последний.
В Лондоне в отеле «Чемптон» стояли, с вызовом глядя друг другу в глаза, мужчина и женщина.
— Рад тебя видеть, Элли.
Люциус Малфой стал с любопытством натуралиста смотреть на Нори. А она не знала, что теперь делать. Мысли то исчезали все до единой, то наваливались разом. И только один вопрос: что делать? Вот он здесь… и что теперь?
Люциус всё также неподвижно стоял, закрывая единственный выход из комнаты. Нори аккуратно покосилась на окна. Может, стоит позвать на помощь? Минимальная возможность, но всё-таки…
Боясь упустить момент, она кинулась к окну, но нет... Прозвучало какое-то заклятье, и окно исчезло. Не успела Нори удивиться, как за ним отправилось и второе. В комнате стало темно, единственный свет проникал сквозь дверной проём.
Люциус повернулся и заклятьем запер дверь. В комнате стало темно, как в аду. Не было видно совершенно ничего, плотно закрытая дверь не пропускала ни единого луча света.
«Вот теперь действительно страшно».
На ощупь Нори рванулась к звонку у двери. Позвонить… прислуга… Мерлин, как страшно. И слишком тихо в комнате. Нори остановилась, прислушиваясь. Нет, сама дышала слишком громко… Внезапный удар сбил её с ног. В живот. Нори судорожно глотнула воздух, подавилась. Больно, как же больно. Короткий смех. Сильные руки подхватили её поперёк туловища.
Внезапные слёзы. Негодование, возмущение, гордость, в конце концов… Нори впилась в его ладонь ногтями, попыталась ударить ногой. Попала…
И тут же Люциус приподнял её и с размаха бросил об пол. Внутренности взорвались болью, Нори вскрикнула, попыталась вдохнуть, закашлялась. Больно. Мерлин, как же… как же больно. Слёзы, отчаянные слёзы. И внезапный удар в спину, под рёбрами. Ногой. Нори выгнулась дугой, закричала. Слёзы из глаз, отчаяние. За что, за что, Мод?
Люциус снова её поднял, снова с размаху кинул. Кровать. Ужас. Нори со стоном вдохнула воздух. И вдруг гордость. Не бояться! Мерлин, ты же Элеонор Малфой! Не бояться! Не плакать! Не молчать!
Нори сжала зубы, подняла подбородок:
— Люциус! — в своём ужасе она едва отметила, что голос прозвучал почти ровно, — Отпустите меня, пока не поздно! Это не останется безнаказанным.
— Хм, — послышался низкий смешок, — Ты смелая, Элли, но это ничего не меняет. Ты никому не расскажешь. Ты вообще больше никого, кроме меня, в жизни не увидишь. Ты… ты будешь теперь моей «куклой», навечно, — в темноте, Люциус, громко усмехнувшись, сначала коснулся её плеча, потом запустил руку в волосы, схватил и резко потянул назад. Несвежее дыхание, страх, — Я тебя изнасилую. Попытайся помешать, это будет забавно.
И омерзительный поцелуй, попытка оттолкнуть, и мгновенно порванная губа. Целый дюйм. И новые толчки рыданий. И жгучая адская боль, и кровь во рту. Нори удалось-таки его оттолкнуть, и она тут же, как умела сильнее, дала ему пощёчину. И тут же ответный удар. Наотмашь. По лицу. Нори, оглушённая, упала на спину. Люциус быстро схватил одну руку, потом вторую, свёл их за её спиной и одним движением, будто делал это уже сотни раз, связал запястья каким-то шнурком. Путы тотчас же больно впились в кожу, лишив почти всякой возможности сопротивляться. Судорожные рыдания сковали грудь.
И… и неверие. До сих пор шок. Неправильно. Так не может быть. Такое не может с ней случиться. Глухие отрывистые звуки, и Нори поняла, что это рвётся её платье. Сильнее ужас. Люциус грубо скользнул руками по бёдрам, животу, груди… Девушка оцепенела от омерзения. И резкий крик – отчаянный, ненормальный. И тут же удар по лицу:
— Молчи, сука.
Руки всё шарили по телу, обхватывали, сжимали.
— Оно ещё гладкое, чистое, — шёпот у уха, — Она больше таким никогда не будет. Обещаю.
…Всё дальше рвалось платье, верёвки до крови впивались в руки, Нори сдавленно рыдала, пытаясь ещё как-то сопротивляться. Слишком сильный. Слишком тяжёлый. И рука на колене, потом выше, всё выше… Омерзение, возмущение, но… но она ничего не могла сделать. Только громче прорыдала что-то. Отчаяние всё больше, верёвки в коже, омерзение, гадкое дыхание, кровь на лице… Люциус навалился, раздвигая колени. Нори застонала от ужаса. И мгновение спустя боль. Мучительная, невыносимая. Люциус впился зубами в её плечо, что-то рыча.
И так. С болью, с ужасом.
***
«Уизли, ты когда-нибудь насиловал женщину? Ну-ну, успокойся, зачем такая буря эмоций? Я ещё ничего не сказал. Так ответь, это простой вопрос. Нет? Предсказуемо, настоящий ответ настоящего гриффиндорца. А я, как, наверное, настоящий слизеринец, ответил бы положительно. Что ты так смотришь? Да, я делал это. Я действительно насиловал женщину, Уизли».
***
Кап! – одна слезинка. Кап! – другая. Кап! – ещё одна. На паркете уже собралась солёная лужица. Нори этого и не видела. Рядом с ней была ещё одна красная лужица поменьше. Она получилась из капель крови, изредка срывающихся из разорванной губы. Но слишком темно, темно…
Кап! – новая слезинка. Кап! – ещё одна. Боль. Просто дикая, страшная с непривычки боль. Шок. Её, Элеонор Брэдстоун, всегда тщательно оберегали от боли физической. Выдав замуж за Драко, её тем более отгородили от подобного. И вот, сейчас…
Кап! – ещё слезинка. Это немыслимо! Никто никогда не делал ей так больно! Никогда! И ещё никогда ей не приходилось переживать такое. Мерлин, это так страшно, так больно, так унизительно!.. Рыдания сдавили горло, но Нори старалась не шуметь, боясь разбудить мужчину, лежащего на кровати. От этой мысли ручейки возмущения вскипели в голове.
Закончив, Люциус просто спихнул её на пол, тут же, наверное, уснув. Девушка, сколько не пыталась, не могла подняться из-за боли в животе и связанных за спиной рук. Стоял удушающий запах мужского пота. Несколько раз она забывалась беспокойным полусном. А впрочем, возможно, просто теряла сознание.
Нори сглотнула, рыдания уже почти душили. И вот, один всхлип, второй, третий, пятый…
— Плачешь?
Нори вздрогнула, услышав его голос. Обрушилась лавина страха и тут же ушла. Проглатывая ещё одно унижение, Нори промолчала.
— Да, ты плачешь. Все вы сначала плачете, — его голос звучал как-то отрешённо, вызывая всё большее её возмущение, — но ничего. «Человек может привыкнуть ко всему», — он усмехнулся. Нори не выдержала, закричала:
— Вы… вы подонок, я вас ненавижу! Вы… вы животное! Вы просто тупое животное!.. — на последнем слове голос сорвался, и Нори закашлялась. Из губы снова потекла кровь.
Люциус немного помолчал, зашуршал в темноте простынями и угрожающим шёпотом ответил:
— Элли, Элли, — в который раз послышался уже ненавистный смешок, — Может, ты хотела оскорбить меня?
Прямой подтекст — «только дай мне повод!».
Нори, задрожав всем телом, выдохнула вместе с очередным всхлипом:
— Нет, — и тут же снова всхлипнула. Потом ещё раз… Унижение.
— А знаешь, ты звала его во сне.
Нори промолчала.
— Ты звала Драко.
— Нет, — она даже не попыталась понять эту уловку, — Я… нет.
— Звала, — и какое-то самодовольство в голосе, — Ты рыдала, брыкалась и звала Драко на помощь. Я даже могу предположить, что тебе снилось.
Лёгкие Нори опять сдавили рыдания, но она всё пыталась сдержаться. И всхлипы, всхлипы…
Нори услышала, как её свёкор поднимается с постели, и вся сжалась от страха. Но только открылась и тут же захлопнулась дверь, на мгновение осветив комнату. Нори перестала сдерживаться. Рыдала, стенала, просто пошло ревела...
Кап! – одна слезинка. Кап! – другая…
***
Улыбаясь, Рисс вышла из кухни, сказав, что идёт мыться. Она вошла в ванную, разделась, включила душ, вошла в кабинку и тут же, зарыдав, сползла на пол. Она слишком его любила, и это делало её мучение ещё хуже. Три года в подземельях… три года там она каждый день повторяла: «За что?». А здесь, на свободе, в любви и покое этот вопрос посещает в десять раз чаще. За что?
За что каждый день она, чтобы спасти свою жизнь, рискует жизнями десятков людей, делает их жертвы бессмысленными, рискует жизнью Гарри… Вон, чуть меньше недели назад его с Роном едва не взяли в плен, а Натали МакДональд попалась. Рисс слышала, что Рону просто чудом удалось спастись. И всё из-за её эгоизма, из-за страха за свою жалкую жизнь. В какие-то моменты ей и вовсе казалось лучшим выходом умереть ещё там, в подземельях. Вообще было удивительно, как она столько держалась. И она просто боялась, боялась вернуться… И из-за этого жалкого страха она молчит. Она знает, что этот человек в Хогвартсе, что этот человек шпионит, что исход войны решается, а она молчит, рискуя жизнью Гарри.
Гарри. «Я тебя люблю, я тебя люблю, я тебя люблю!» Для кого-то, кто не пережил то, что пережила она, это имело не много смысла. Просто «я тебя люблю». Но говорить это, чувствуя, что это оценят, и что тебя любят… это восхитительно! И хуже смерти, зная, что из-за тебя этот человек может подвергнуться опасности, даже смертельной.
Боже, за что? За что?
Она помнила, первой её мыслью, когда она очнулась в больнице Св. Мунго, было немедленно вернуться в Америку. Но, когда она в следующую секунду увидела рядом лицо Гарри, его усталые, но добрые глаза, она… она просто заколебалась. И уже через неделю решила навсегда остаться в Англии. Жаль, она тогда ещё не знала, какими мучениями ей это грозит, очень жаль.
Рисс в отчаянии сжала кулаки. Она слишком любила, чтобы молчать! Но она слишком дорожила своей жизнью, где за каждый вздох, за каждую минуту ей так долго и дорого пришлось платить.
Ей просто необходимо выбрать, пока жизнь не решила за неё. Но…но позже, надо будет позже это решить. Так, да. Позже.
***
Неужели всё кончено? Неужели ей придётся вернуться в Поместье? А уже оттуда бежать просто невозможно, и Люциус будет теперь вдвойне осмотрителен…
Рыдания потихоньку ослабевали, и Нори решилась на новую попытку подняться. Но щемящая боль в животе и невозможность опереться на связанные в запястьях руки только вырывали короткие стоны и делали её цель недостижимой. Темнота уже стала пугать, подбрасывая в мысли воспоминания недавних событий. Глухо болели точки чуть выше колена, где Люциус недавно сжимал их пальцами. Ломота в животе потихоньку утихала, хотя стерпеть её до сих пор было невозможно. Новая безуспешная попытка подняться, и Нори, стоная от отчаянной боли, снова упала на пол. Само ощущение боли было ей непривычным, а оттого ещё более ужасным.
Девушка лежала на полу, уже не чувствую связанных за спиной рук. В темноте немного обострился слух, и она слышала шаги Люциуса за стеной. Всё её существо наполнилось негодованием, слыша, как он беззаботно что-то напевает. Призвав всё своё хаффлпафское упрямство, Нори поползла в случайном направлении, в надежде найти опору, чтобы подняться. В конце концов, с помощью колокольчика у двери она ещё могла вызвать прислугу. Девушка наткнулась на стену и потихоньку, опираясь на неё спиной, поднялась на ноги. Мерлин… Её платье стало больше похожим на форменное одеяние мушкетёров. Боковые швы были разорваны полностью, и ткань держалась теперь только на её плечах. Подавив желание заплакать, Нори стала обдумывать дальнейшие действия.
Тут же отказавшись от идеи пересечь комнату без какой-либо поддержки, да ещё и в кромешной тьме, девушка пошла вдоль стены, натыкаясь иногда на мебель. Достигнув наконец-то звонка, она аккуратно, чтобы Люциус не услышал, позвонила. Тут же активизировалось заклятье, и прямо перед Нори появилось полупрозрачное лицо девушки из приёмной. Свет, исходящий от него, почти ослепил хаффлпафку.
— Что вам угодно, мисс… Уирке?
— Мисс, умоляю… умоляю, охрану в мой номер, — голос дрожал просто ужасно, разорванная губа не давала выговаривать некоторые буквы, и Нори запиналась почти на каждом слове.
Девушка виновато улыбнулась, пропела:
— Извините, некачественная связь, вас плохо слышно, — и тут же отключилась.
Снова слёзы отчаяния. Люциус даже купил персонал гостиницы! Девушка медленно сползла на пол.
Снова заныли связанные запястья, верёвка нещадно врезалась в до сих пор не знавшую боли кожу. Чтобы хоть как-то уменьшить эту пытку, приходилось до конца отводить назад плечи. Нори ещё раз попыталась встать на ноги, но ничего не вышло. В отчаянии, лёжа на полу у двери, девушка сдалась:
— Люциус! — умоляюще прокричала она. Новая струйка крови потекла из разорванной губы, — Люциус!
Послышались шаги, открылась дверь, и тут же проникший свет почти ослепил девушку.
— Что тебе, дорогая? — Люциус издевательски улыбнулся, хоть она этого и не видела.
— Развяжите мне руки, мерзавец! — прошипела Нори, приоткрыв глаза.
— Вот как? — мужчина присел на корточки и с неторопливой страстью провёл рукой по её полуголому телу: от лодыжек до шеи, коснувшись разорванной губы, — А ты мне что взамен?
Нори сузила глаза и попыталась добавить в свой голос повелительные интонации:
— Я сказала, развяжите мне руки, вы, животное! — новая струйка крови из её губы испачкала его пальцы.
— Как интересно, наша маленькая миссис Малфой привыкла повелевать.
Люциус перевернул девушку на спину, заставив её задрожать от ужаса, и ухватил под рёбра, поставил на ноги.
— Так как вы меня назвали, миссис Малфой? — Нори промолчала, — Я задал вопрос. И я…
— Животным, — испытывая полную покорность судьбе, перебила его Нори, — Я назвала вас животным, — на секунду она замолчала, чувствуя, как нарастает гнев, — И ещё мерзавцем. А раньше тупым ублюдком и опять животным, потому что вы и есть грязное животное! Чудо селекции, порождение других животных, детищ той же селекции! И сын ваш был животным, и я счастлива, что не продолжила эту цепь, потому что…
Вместо последних слов из её рта вышло только сдавленное сипение. «Прости, Драко». Люциус с искажённым от гнева лицом схватил её рукой за горло и начал медленно сжимать. Хриплый вскрик, свист… Нори тут же пожалела о недавней смелости. Из-за связанных запястий она даже не могла ухватиться за его руку. Чтобы хоть чуть-чуть дышать, она наклонила вперёд голову, напрягла мышцы шеи.
— Элли, — Люциус на мгновение ослабил хватку, давая ей вдохнуть, и тут же снова сжал, — Элли, ты должна уяснить своё здесь положение. Ты ничто. Криков твоих никто не услышит, во всех волшебных отелях используются Звукоизолирующие чары. Ситуацию с персоналом, мне кажется, ты уже поняла. Все окна и двери открываются только ключом или магией, а у тебя нет ни того, ни другого. Ты в западне, Элли, — Люциус выразительно поднял брови, — И ты ничто. Сегодня или завтра я увезу тебя в Поместье, и больше никогда ни одна живая душа тебя не увидит. Так что, будь добра, не вызывай моего гнева.
Видя, что девушка, задыхаясь, уже почти висит на душащей её руке, мужчина снова дал ей вдохнуть. Нори тут же стала со свистом глотать воздух; через пару секунд рука опять сжалась:
— Ты поняла? Кивни.
Просто безумный план бегства зародился в голове Нори. Она кивнула и тут же, посильнее размахнувшись, со всей мочи ударила Люциуса по чувствительному месту. Тот почти взвыл, отпустил шею девушки и упал на пол, схватившись за известную часть тела. Теперь перед Нори встала самая трудная задача: перепрыгнуть через Люциуса, не упав при этом. А сам план побега был простым. Ведь её свёкор ещё не был во всех комнатах, а значит и не знает, что здесь есть персональный камин. Нори улыбнулась своим мыслям. Она уже решила, куда отправится – в Хогсмит. Просто в Хогсмит.
Но тем временем её свёкр валялся в дверях, загораживая проход. Самое важное для неё – не упасть. Иначе, чтобы подняться, уйдёт слишком много времени. Нори, чувствуя, как вскипает в жилах адреналин, прыгнула.
Но, нет… Нет! Нори споткнулась, упала. Какие-то вскрики, попытки… И спустя мгновение железная хватка на лодыжке.
Всё.
Это был конец.
Со связанными руками она почти ничего не могла уже сделать. Конечно, она пыталась ударить его по пальцам другой ногой, но обуви на ней не было, и удары получались безболезненными. Люциус действительно мёртвой хваткой держал её.
И в конце концов Нори сдалась.
Следующие три дня… Это был кошмар, это был один кошмар. Это была боль, насилие, голод, страх, унижение… Эти три дня научили смиряться – побоями, голодом, страхом. Эти три дня потом виделись в кошмарах, эти три дня навсегда остались в памяти, эти три дня навсегда отпечатались в судьбе и на теле. Всего три дня. Целью Люциуса Малфоя было сломать её, и это ему удалось всего за три дня. Всего три дня. Но…
Но всё то же: незаметная стойкость и ложная предсказуемость.
В конце третьего дня, после очередного сношения Люциус удовлетворённо вздохнул и растянулся на кровати. Нори уже сама слезла на пол. Одно из правил: постель только для мужчины. Она уже, собираясь заснуть, свернулась калачиком, как Люциус сказал:
— А ведь ты стала животным, Элли. Ты за три дня стала животным, как я и обещал.
Эти слова не нашли никакого отклика. Девушка мучалась от голода, от жажды. С трудом она вспомнила, что Люциус в этот раз не принёс вожделенного стакана, и поэтому так хочется пить. Тут какой-то звук заставил Нори открыть глаза и тут же их зажмурить. Это приоткрылась незапертая дверь, пропуская хоть и тусклый, но слепящий свет. Мысли забегали в голове: Люциус не запер дверь. Но из комнаты выходить нельзя, а хочется пить… Но ведь если она только попьёт воды в ванной и вернётся, ничего ведь страшного не будет. Но Люциус… Побои, страх, голод. Но просто попить, он не заметит… И он как раз вылечил. Она сможет.
Нори кое-как встала на ноги и, нагнувшись, переступая ногами, привычным движением пропустила под ними связанные за спиной запястья. Теперь руки были спереди, что облегчало все действия. Бесшумно открыв дверь и дав глазам немного привыкнуть к свету, Нори, пошатываясь, направилась по внутреннему коридорчику вперёд, к двери ванной. Но, проходя мимо приоткрытой двери гостиной и случайно скользнув туда взглядом, девушка остановилась. Камин. Единственная яркая мысль за эти дни целиком накрыла её сознание. Сбежать. Она ещё может сбежать. Маленький кусочек сознания кричал, что ей нельзя выходить из комнаты, нельзя ходить по коридору, нельзя входить в гостиную. Этот же кусочек сознания хранил все правила: спать на полу, не плакать в голос, ни о чём не просить, слушаться его. Но… сбежать. Это мысль, как цунами, накрыла душу. Тело задрожало, волосы встали дыбом. Сбежать. И всё оборвётся. Её не найдут, не найдёт. Убежать. Просто убежать, как она и собиралась, в Хогсмит.
Девушка аккуратно открыла дверь в гостиную, дрожа от какой-то животной радости. Тут же ей на глаза попалась коробка, которую она унесла из Гринготтса. Тот день казался таким далёким… Девушка сделала ещё шаг и тут же шарахнулась в сторону, заметив справа какое-то движение. Поняв через секунду, что это всего лишь зеркало, Нори нервно улыбнулась и стала с любопытством рассматривать своё отражение. Первое, что кинулось ей в глаза, её серое лицо, лишившееся всякой привлекательности. С удивлением Нори почувствовала сожаление от этого вывода. Дальше была её шея, в тёмных синяках и красных пятнах. Её перепачканное кровью платье, перетянутое верёвкой. Воспалившиеся руки были связаны такой же верёвкой. Губы были целы, — это он всё-таки вылечил ту её рану. Длинные светлые волосы сплетены в две растрепавшиеся косы. Это… это он заплёл их. Ещё в первый день. Люциус был пьян, он только что избил её. Он сел на стул, заставил её сесть у себя в ногах и начал заплетать ей волосы. Попутно рассказывал во всех ужасающих подробностях, что он будет с ней делать через несколько минут, и что она не станет сопротивляться. А Нори сидела, глотая слезы отчаяния и понимая, что если она станет сопротивляться, то хуже от этого станет только ей...
Девушка, стоящая у зеркала, задрожала, вспомнив это унижение. Снова пришлось подавлять желание зарыдать. Но с этим она уже быстро справлялась.
Убедившись, что кружаная мука на месте, Нори в последний раз оглядела комнату. Заметив на диване свою сумку, она взяла её в руки и повесила на шею. Потом, поддавшись внезапному порыву, схватила жутко тяжёлую на её взгляд коробку из Гринготтса. Кое-как бросив в огонь немного кружаной муки, Нори вошла в пламя и неожиданно громким голосом произнесла: «Хогсмит!»
.::Предыдущая глава::. | .::Оставить отзыв::. | .::Следующая глава::.
(c) 2004-05. Права на публикацию фанфика на русском языке
принадлежат его автору sthikatillo
Любое использование материала данного сайта,
полностью или частично, без разрешения
правообладателей запрещается.