Цепи
ГЛАВА 19
Сэмпличе (просто, естественно).
…Ведь под любым конвоем останусь я живой,
В душе моей душица, в макушке зверобой,
И в теле на прицеле всё мелют карусели,
Я конфетти в хлопушке, зачем мне постовой?
Я буду улыбаться, идя на эшафот,
Ведь я такая цаца, что плачет Ланцелот,
А ты будешь с силками травить меня волками,
Но небо с синяками всегда меня поймёт…
…Люби меня без смысла, корысти и ума,
Так близко эти выси, что я боюсь сама,
А песенка на воле — не та, что на приколе,
Свободу бандеролью не принесут в дома…
Ольга Арефьева и группа «Ковчег»
Руэл этого стоил? Ох… Что-нибудь этого стоило? Что вообще стоило бы того, чтобы Блез отобрал саму душу? Чтобы отобрал то, что она не могла отдать никакому мужчине?
Слёзы давно высохли или смешались с потом, а рыдания не давили грудь.
А кожа у него такая же ароматная, а ум — жестокий... Смуглая шея и прилипшие к ней чёрные кудри перед глазами. Сердце билось быстро-быстро. И у Блеза тоже. Нори прижималась скулой к его ключице, шумно и часто дышала. Бешеный ритм их движений уже утих… Блез, с ней на руках, сидел на смятой простыне, дышал также часто и отрывисто, дрожащий. Как и она. Мерлин… Он жестокий.
Женщина сама дрожала, ненавидя мужчину за это… удовольствие, за тот же свой экстаз. Мерлин… Он, с самого начала ненужный, достался так дорого!.. …Достался столько раз…
Мерлин, Блез… он очень… очень жестокий. Боль? Её было бы легче пережить. Мерлин, если бы… если бы он даже избил — пережила бы это легче. Наверное, легче...
Жестокий. Дыхание выравнивалось. Она отпрянула так быстро, как могла, изнеможенная, измученная и донельзя униженная за эту ночь. Светлело… Блез не отпустил — быстро поймал за руки, быстро и крепко, заставив выгнуться, прижал к себе. Она пыталась бороться лишь по одной инерции. Ведь… ведь то, что он отобрал — это был какой-то стимул жить. Ошмётки гордости, возмущение… Но, Мерлин, какая могла остаться гордость после… после этого?
Сжималось сердце. Она… она не знала, как может быть… как похоже на боль неудовлетворённое желание, как оно раздирает изнутри, и как унизительно, как больно умолять…
Невыносимо. Горло сдавливало при одной мысли. Блез прижимал также крепко, женщина со сложенными вдоль груди руками опять жалась лицом к его плечу. Мерлин… Ненавидела его. Так… так, как Люциуса — бессильно и покорно. Невыносимо…
Плечи — смуглые, крепкие, блестящие от пота… Ненавидела, но это не давало никаких сил, это не могло быть точкой опоры… Жалась к нему, и в преддверие слёз щипало в глазах. Мерлин… Опускала и поднимала веки, морщилась… Одно искупало произошедшее — Руэл. Уголки губ даже поползли вверх — Руэл. Мерлин, только… только он и остался. Только его она и получит в обмен: за мелкую силу, за остатки чести, за гордость… Блез выбил из неё всё, что давало силы, он просто отобрал последние резервы… Только Руэл остался… «Останется» — с боязнью поправлялась женщина. В будущем времени… Она рисковала ужасно, она отдала последний стимул в надежде получить другой…
И вдруг на стене засветился луч. Один, второй… Потекли всё-таки слёзы, а внутри, в сердце — облегчение. Солнце встало! Почувствовала это тепло спине, на шее… Мерлин, всё! От заката до рассвета — всё, солнце встало!.. Всё, всё!
— Всё, всё… — зашептала она, тут же от него отстраняясь.
Блез, усмехнувшись, её отпустил. Дюйм дистанции, два, пять, фут… Нори не могла сдержать усталых слёз, не смела поднять на мужчину глаза. С опущенной головой озиралась, вспоминая, где должна быть её одежда …и чувствуя тяжёлый взгляд. Мерлин… Она, сколько не пыталась, не могла собраться с духом, не могла привести в порядок мысли. Инстинкт, столько раз эту ночь нашептывающий бежать, торопил и тревожил. Она боялась, боялась. Не зря?
И Блез резко стиснул ей предплечья, перекатил на спину, придавил своим весом… Она… она просто разрыдалась — внезапно, сильно, больно… Била его в грудь руками, крича это магическое «всё», рыдала, рыдала. Эта истерика кончилась, едва они встретились глазами. Блез просто изучал. Женщина, дрожа, сглотнула. Просто смотрел, будто думая, куда ещё ударить, искал, что доломать… Недолго, даже меньше минуты. Потом жестко улыбнулся и… и просто спихнул на пол. Совсем мелкая боль в колене, характерный холод, унижение. Ведь… ведь Люциус также. Сжалось горло. Женщина быстро поднялась на корточки… Мерлин. Прямо увидела, как слизеринец замахивается… Едва вжала голову в плечи в ожидании удара… Блез только кинул ей в лицо скомканные джинсы.
— Пошла отсюда.
Ощущение того, что он ею попользовался, что просто поимел, стало острее. Было больно в сердце, было тяжело… неимоверно, ужасно, тотально. Хотела бы убежать, выплакаться — как угодно… Даже на это нужны были силы. Просто… нужны были силы, как угодно. Немного стойкости, уверенности.… У неё остался только её сын.
— Блез… — она заробела под взглядом.
Мерлин! В конце концов, она может требовать! Этого она может требовать… Но голос ровнее не стал:
— Блез, вы… когда вы привезёте Руэла?
Он рассмеялся. Женщина опустила голову, совсем разбитая. А Блез смотрел на неё презрительно, зло улыбался:
А ты, конечно, поверила, — ещё усмехнулся, поймав её боязливый взгляд, — Скажи, с тех пор, как тебя насадил тот хаффлпафец, ты хоть чуть поумнела?
Он ждал ответа. Понять? Она никогда не была умной. Но здесь-то и не сложно… О ужаса сердце стучало громче…
— Вы… вы…
— …Нагло тебя обманул, — просто усмехнулся, — Ты его не увидишь.
— Но…
Она замолчала, не в силах даже говорить. Да не в силах разрыдаться!.. Только всхлип, она вздохнула — судорожно, больно; произнесла:
— Вы… вы пообещали…
— …И только дура могла поверить.
Рыдания навалились быстро и вдруг разом пропали. Под горлом стало пусто, сжались лёгкие. Мерлин, Мерлин… Как же?.. Как она могла сейчас в это поверить? Срывающийся голос:
— Вы ведь…
Он резко размахнулся и теперь просто ударил по лицу. Больно. Ударил не потому, что не смог сдержаться — нет, даже просто искал повод, чтоб так унизить. Женщина не удержалась на согнутых ногах, но тут же молча поднялась, дрожа, держась за щёку. За что? За что?.. Дрожала крупно, всхлипывала…
— Иди отсюда.
Она сильнее вздрогнула, быстро выскользнула за дверь, как какая-то трусливая псина. Самая глупая, униженная, забитая… Болело больше в душе.
Блез сидел молча. Молча, молча… А потом вдруг со злости сильно ударил по тумбочке, и из неё, как водится, посыпалось всякое барахло… Чего он ждал?! Чего?!
Это было странно. А ведь… ведь ему где-то и хотелось, чтоб она устроила истерику похуже недавней. Хотелось, чтоб она выбралась и из этой перипетии, чтоб стала ещё сильнее…
Но он ведь хотел её сломать, так? Вышло?
И… О, Мерлин… Блез как-то повержено усмехнулся, вздохнул. Просто… Одна вещь. Вещь, казалось бы, простая…
Зачем? Какого чёрта он это сделал? Ведь тогдашняя, живая, разъярённая — она ему явно нравилась. Сейчас, глядя на эту Эл… Она была тем же запуганным и забитым ребёнком. А тогда — загнанная в угол, рассвирепевшая…
Мужчина усмехнулся. Злился просто на себя. Что опять не так? Нет, всё вроде правильно — уничтожить. И всё. А вышло ли? — поймёт. Со временем. В конце концов, вон — темпераментных и живых целое королевство. И каждая может и свирепеть, и злиться, и швыряться…
Собственно, на этом сие ментальное разбирательство он и завершил… Вот только осталась одна мысль: ведь ни одна… ни одна темпераментная так не притягивала, не цепляла и уж точно ни одна ещё так не бесила. Вот только мысль осталась без внимания… Так?
***
Мерлин.
Сколько прошло? Мерлин, сколько? Сколько прошло? У неё штормило в душе. Мерлин… Боль рвалась наружу, боль рвалась слезами, рыданиями… Она так и не смогла. Разрыдаться — так и не смогла. Она так и сидела в своём углу за шторой и также комкала её пальцами. Мерлин, она просто ненавидела. Он её обманул, так обманул… Было очень больно.
Она тряслась, дрожала, но так и ни одной капли по щекам. Мерлин, она… она всегда выводила боль слезами… Мерлин. Просто не могла.
Сколько прошло? Казалось, сутки. Она не хотела пить, есть… Вообще, ничего. Было только холодно. Мерлин… Ну, как же так? Ей нужен Руэл, нужен, как воздух… Мерлин.
Руэл — её сын. Блез — только отец, а Руэл — её сын. Да, её…
И… и Блез. Невыносимо. Она… Нори вспоминала ту истерику, когда только приехала домой из больницы. И вот… Она так и думала, так и знала — Блез будет бить по ней-матери. Мерлин… Она вспоминала тот момент… и Сэма. Ведь он был там, ведь он её успокоил — мог, хотел. Ведь… Он её любил, он любил — а Блез? Мерлин, за что?
Зачем?
Она больше не чувствовала себя шлюхой. Нет… Слизеринец попользовался её — так мерзко, так низко, как самкой… Хотя…
Нет, нет… Если бы так… — было бы без эмоций. Но нет… Он просто кипел — ядовитой ненавистью, жестокостью, какой-то жаждой крови… Мерлин. Даже… даже Люциус не так, даже легче. Ведь… ведь он… Нори не понимала. Но там… и то было легче. Или уже стёрлось из памяти…
Как… Было страшно. И тяжело. Мерлин, просто… просто взрывалась изнутри, просто тряслась от боли… Мерлин. За что? За Сэма? Неужели той ночи — её ужаса, крови — было недостаточно? Нори комкала в пальцах штору. Нужен Руэл…
А Блез… Она ненавидела. Но не горячо… Она так не могла… Это сильные умеют ненавидеть пылко, горячо, умеют оскорбляться… Она могла только убегать, когда совсем тяжело. Всё. Всё…
И почти неслышно раскрылась дверь. Женщина замерла. Она не видела — и её не было видно. Дрожала от страха. Блез, он — кто же ещё? Она боялась — так низко, унизительно…
— Эл, — позвал голос.
Мерлин, Рисс. Нори от какого-то облегчения закрыла лицо руками… Рисс. Но и её не хотелось видеть. Ей вообще… Внезапный стыд. Мерлин, она просто продалась Блезу, спала с ним — и Рисс знает… Стыд. Ещё больнее.
Но ведь она не виновата, ведь по-другому бы… ведь он просто загнал в угол. Мерлин, что она против Блеза? …Но как она могла?
Рисс отодвинула штору. Мерлин, почему она ведёт себя так глупо? Почему не может как-то отомстить Блезу, почему не может даже просто… просто накричать? Только сидеть в углу, как зверь…
— Эл, как ты?
У Рисс был очень нежный, материнский голос. Понятно, рассказать хаффлпафке было бы легче… Но её воспитание, страх и расшатанная психика складывались в гиблую комбинацию — она не могла. И не осознавала — пряталась под мыслями о том, что это стыдно. Что просто нельзя это рассказывать. Вот Драко… Он, иногда, казалось, почти ею не интересуясь, мог зайти и просто вытянуть за час все страхи — даже самые запретные… Почти все…
Рисс была напряжена — она, наверное, просто не знала, что делать. Хотелось выразить заботу, только как? Думала ли она, что лучшее — уйти? Нет, наверное… Только как-то неловко гладила Нори по голове… А волосы — неожиданно густые, светлые, отросшая чёлка… Нори не знала, что сейчас смотрится красивой — как-то удачно упал свет, хорошо легли волосы, и аристократическое лицо будто светилось… Не портили вид ни бледная кожа, ни красные пятна на шее… Рисс хмурилась. Она… она ревновала — да, да, банально ревновала. В конце концов, в какой-то мере Блез был и её мужчиной…
— Ты не хочешь рассказать? — сказала это как можно мягче.
Насупленная, Эл покачала головой, став совсем похожей на девочку. Боже мой… Точь-в-точь как со старых картин — бледная кожа, чёрные глаза, белые волосы. Только что у неё в душе? Что в этих мыслях?
Рисс просидела рядом ещё минут с пять, а Эл молчала.
***
И жизнь, в общем-то, превратилась в кошмар. Ну, жизнь Рисс.
Углубляясь в прошлое, в подземельях самым ужасным было отсутствие общения. С ума сводило именно оно, а не извращения Малфоя. Собственно, для роли «куклы» у неё был один ужасный недостаток — низкий болевой порог. Теряла сознания она уж больно быстро и не вовремя… Сколько конфузов было!… И небезызвестный садист явно обретался где-то ещё, так как навещал её совсем уж редко… И неудивительно, что так легко оный отдал гриффиндорку Блезу. Везёт.
Но вернёмся к общению… Именно от этого было паршивее всего. Три года! Ей, извечной душе компании, артистичной, общительной!.. Она исписала все стены, она знала по именам и сменам всех эльфов, различала всех крыс, дала каждой кличку, в совершенстве овладела техникой шпагата (карандашом и линейкой), придумала в уме поэму на ломаном немецком, научилась закидывать правую ногу за шею и подымать бровь. Да, даром, конечно, не прошло…
И вот, опять.
С того дня Эл… вернее, с той ночи… Да нет, даже с Той Ночи… В общем, прошло уже две недели, а всё пошло прахом. Блез сперва ходил язвительный и самодовольный, а затем сник. Злой, раздражительный, холодный и снова злой. Он явно был не счастлив своей победой. А его женщина, Эл, и вовсе замкнулась. Днями сидела в своей комнате, каждый раз в одном и том же углу за шторой, что-то ела, если Рисс не забывала заслать домовика… Выходила совсем редко. И уж, понятно, была нерасположена разговаривать.
А Рисс пыталась… Памятью о старой истине про то, что человеку надо выговорится, пыталась Эл растормошить. Ну, для её же блага. Да и Рисс самой было неприлично интересно, что ж там было? Что ж Блез сделал такое, что сломал эту девочку?
Нет-нет, основную суть действа она, понятно, знала. Но что же конкретно? Не изнасиловал же он её… Или всё-таки… Что могло сломать Эл? Ту самую Эл, которая пережила и это, и, наверное, вообще всё, что мог сделать мужчина? Ну, её свёкор с Блезом хорошо постарались… Эл — истерзанная, запуганная. Малфой разил невиданными болью, страхом и унижением, Блез — тем же, только уже более изощрённо. Что, кстати, не в обиду Люциусу сказано — у того оказалось только-то три дня. Но ладно.
Эл. …И Блез. Они всего-то раз встретились — в коридоре. Рисс, конечно, смотрела во все глаза. Вот такая картинка — Эл стоит у дверного косяка кухни, Блез у двери ванной — метр от своей женщины. Боже мой! Рисс, выходя из своей комнаты, видела всё с самого лучшего ракурса.
И вот, стоят они — Блез и Эл… Всего на секунду взглядами встретились — Эл тут же задрожала, голову опустила. Боже! Она выглядела настолько унизительно покорной! Рисс даже задрожала от какого-то возмущения. …И потом Блезово презрительное «пошла отсюда», и дрожащая женщина как-то скользнула мимо него, бесшумно убежала.
Сердце Рисс билось быстро-быстро. Она взяла и залепила Блезу пощёчину — раз Эл не могла, — и гордо, но побыстрее, боясь получить сдачи, ушла. А Блез молча, в чём был, вышел за дверь. Этакий невозмутимый, твёрдый… Но, совершенно точно, он кипел — уж Рисс-то знала. Хоть по злым глазам и редкостному спокойствию — кипел… Рисс проводила его презрительным взглядом, и Блез, стоя на лестничной клетке и также глядя ей в глаза, аппарировал.
Боже мой… Девушка ровно пятнадцать секунд стояла в полном оцепенении. Дверь! — Осталась открытой! Свобода, свобода!.. Боже, дверь открыта, аппарировать никто не запрещал, и с лестницы можно!.. Рисс подскочила к порогу.
Да…
Возможно, в другое, более нескучное у Блеза время, она бы и подумала… Домой? К чересчур критичным и взрослым братьям? Но сейчас, когда она умирала от скуки… Гриффиндорка с сумасшедшей улыбкой схватила выходную туфлю Блеза, совсем непочтительно запихала её под дверь так, чтобы оная не закрылась…
— Эл!
Рисс от радости даже рассмеялась.
— Эл, быстрее!
Та не ответила. Впрочем, она, наверное, думала, Блез ещё здесь…
***
— Эл!
Нори сглотнула, собралась с духом. Рисс зовёт — она так никогда не делала. Может, паранойя, но виделся какой-то обман. Тем более, Блез тут… Рисс ведь никогда так не кричала.
— Эл!
Гриффиндорка быстро распахнула дверь, подбежала. Совершенно сумасшедшая улыбка, горящие глаза.
— Дверь! Он не запер дверь! Мы свободны!
Рисс повторяла, повторяла. Свободны? Они? Нет, не верила — слишком часто была обманута этими «ты свободна». Блез… не выполнил ни разу… Рисс вскипала от такого безразличия, у неё румянились щёки, блестели глаза…
— Эл, я тебе ясно говорю — дверь открыта.
Нори молчала. Гриффиндорка коротко раздражённо выдохнула, ухватила за руку, вытянула из комнаты...
Мерлин, дверь и вправду была открыта! Женщина сглотнула, чувствуя подступающие эмоции. Свободна. И дверь, дверь… В проёме виделся незнакомый коридор. Свободна. Мерлин, ведь да, да! Кажется… Нори шумно вдохнула, не слыша смеющейся товарки. Мерлин… Вот так, поверила — как всегда, как щелчок. Поверила!
Но ещё этот шок — когда не в состоянии говорить, ходить… Рисс всё также потянула за руку, вытащила в коридор… Аппарировать. Мерлин… Ни слова — ведь это мечта! Ведь только это может спасти, только так!.. Свободна, свободна! Рядом Рисс в голос смеялась, что-то горячо говорила. Нори не слышала — в эйфории. Ведь это, да, мечта! Ведь это как воздух! Свобода, понятная только узнику!.. Как воздух… воздух.
Вот! Щёлк. Женщина резко замерла. Вот, вот… на пять минут была счастливым ребёнком. Мерлин… Рисс тоже замерла, встревожено на неё глядя.
— Эл?
Нори подняла отчаянный взгляд. Ребёнком… Да, ребёнком. А она мать. Мерлин, мать! Казалось, вот-вот потекут слёзы. Руэл. Какая свобода… Мерлин… Женщина опустила голову, закусила губу, спрятала лицо в ладонях… Руэл.
Рисс всё теребила её, и, не дождавшись реакции, просто обняла руками — собралась аппарировась. Нори отпрянула с каким-то всхлипом.
— Нет, — замотала головой, — нет, нет, я не могу…
Рисс смотрела на неё, изумлённая, взбешённая — какими-то судорожными движениями сжимала кулаки, пугала твёрдостью в лице. Мерлин… Казалось, она сейчас ударит… Нори поднимала и опускала глаза, дрожала, глядя в лицо, качала головой.
— Да что с тобой? — голос, которого у Рисс раньше не было — хрипящий, злой.
И она была в ярости, трясла за плечи, кричала… Все предположения, все глупости — та же ревность… Хаффлпафка резко вырвалась, вбежала обратно в прихожею. Смотрела бледная, почти рыдающая.
— Я не могу, — всхлипнула, — не могу, Руэл — у него.
Рисс даже покраснела от злости. Стала говорить чётко, зло:
— Он тебе его не отдаст! Не отдаст! Слышишь, не отдаст! — сделала резкий шаг вперёд, смягчила голос, — Эл, пошли, пошли со мной!
Хаффлпафка, всхлипывая, глядя в пол, качала головой.
— Да он забьёт тебя до смерти! Он просто тебя убьёт!
Она побежала. В комнату, в угол, под штору. Она начинала скулить, рыдать, выть… Мерлин, как же больно! В ушах отзывались слова Рисс, которая продолжала кричать. Нори зажимала уши. Мерлин, ну, что она может сделать? И нет, Блез… он отдаст… отдаст, он не может… Рисс просто не знает, Рисс — не мать. Не знает… Руэл — её, она мать, она ведь его мать — навсегда, навечно… Ведь это и её ребёнок, ведь это она умирала на залитом кровью столе, ведь она едва не погибла… Надо быть просто сильнее, надо перетерпеть — будет легче… Никто не может отобрать сына у неё — у матери… Никто не может.
Всхлипы, стоны, рыдания…
Шло время.
Скоро стало тихо — Рисс уже ушла. Нори, дрожа, рыдая, вышла из комнаты. Вот, вот… Открытая дверь и пусто, пусто… Мерлин, ещё год назад она бы ушла, ещё год назад… Почему… почему она тогда согласилась? Почему тогда, дрожащая, плачущая, напуганная — она так вот покорилась Блезу? Почему… Мерлин, почему… Что за глупая мысль, узнать, что выжжено на спине? Что за слабость к табачному дыму? Что за желание?
Она сидела напротив распахнутой двери и просто плакала. Мерлин… Свобода — вон она… Темнело. Мимо по лестнице прошла девочка, настороженно, но с любопытством поглядывая в квартиру. Нори вряд ли было видно — в тех же чёрных джинсах и футболке, в тёмном углу под вешалкой с верхней одеждой. Девочка ушла, а через пять минут уже опять смотрела поверх плеча старшего брата. Паренёк лет шестнадцати заглянул в квартиру:
— Кто-нибудь есть?
На нём был запачканный краской фартук, нелепая косынка. Мерлин, что делать? Проигнорировать? Тогда, они наверное, зайдут… Встать, сказать, что всё нормально? Да, правильно… Была какая-то нервная дрожь. Почему? Она не знала. Нори с трудом поднялась на ноги, дрожа, подошла к двери.
— Всё в порядке, спасибо, — голос дрожал так, что только идиот мог поверить.
Мерлин, она не знала, что делать. Парень глядел так настороженно, что было просто очевидно… Лгала она уж больно неудачно.
— Может, вызвать полицию? — он быстро краснел, — Или что-нибудь…
Нори дрожала. Мерлин, что было делать? Она стояла перед чересчур назойливым парнишкой в слезах, не зная, как лгать.
— Извините, спасибо, не надо.
Она попыталась захлопнуть дверь — не вышло, застрял какой-то ботинок. Мерлин… Подступали слёзы. Если она сейчас разрыдается… Конец. А если ещё… По спине пробежал холодок. Если Блез сейчас вернётся?
— Всё точно в порядке?
— Да!
Она резко наклонилась, попыталась выдернуть туфлю… Девочка рисовала руками в воздухе сердечки. Мерлин, застряло. Подступала истерика.
— Девушка, вы…
— Всё в порядке! В порядке! Уходите!!!
Она с силой надавила на дверь, но, понятно, безрезультатно. Парень пожал плечами; оглядываясь, пошёл вверх по лестнице. «Психованная».
Туфля совсем намертво засела под дверью — та теперь даже полностью не раскрывалась. Нори оставила попытки, вернулась, рыдая, в угол. Всё было плохо. Всё ужасно. На лестнице зажёгся свет, проникал полоской в прихожею. Она сидела, дрожа. Слёзы высохли, чувства глохли… Мысли возвращались — к Руэлу. Так естественно… Сердце ныло. Мерлин, страх, страх, страх, одна попытка спастись — и, извольте, Руэл Забини. Мерлин… За что? То единственное, без чего она не живёт, намертво привязано в Блезу…
Окончательно стемнело, из двери выбивался сквозняк… Она снова расплакалась — слишком тяжело. Вон — она может быть свободна! Если откажется от сына… Мерлин…
Скоро, очень скоро за дверью опять послышались шаги, на пол упала тень. Блез. Нори сжалась. Он распахнул дверь так резко, что проскулила резина подошвы. Он был… как тогда, как на Пригородной, когда убил Сэма. Женщина всхлипнула. Блез одним яростным усилием вытащил туфлю, с рыком кинул её в стену, захлопнул дверь. Он был просто… просто… Нори от страха спрятала голову в колени. Невыносимо… Сидела, незамеченная, слушая, как хлопают двери комнат, как Блез что-то бьёт… Он просто кричал. Мерлин, он в ярости, он взбешён, сердит, он просто её убьёт… Снова подступали рыдания. Она начала всхлипывать, скулить. Слизеринец всё бил и бил посуду, что-то крушил… Женщина рыдала.
Звон, треск, голос… Он в ярости. Он думает, что сбежали — они с Рисс. Мерлин…
Также шло время.
Женщине было тяжело дышать. Воздух был душен. Мерлин, почему? Почему?
В кухне все звуки стихли. Нори подтянула колени с лицу, пыталась вытирать слёзы. Просто скулила. Она чувствовала себя больной. Было стыдно за этот страх — когда боится даже выйти к нему… И трусливая дрожь от напряжения…
По коридору шёл рассеянный свет — из кухни. Совсем тихо заиграло радио… Мерлин, неужели она так и будет сидеть? До утра, пока он сам не найдёт? И что тогда? Надо выйти, показаться… Колени будто назло слабели, руки дрожали… Закусив губу, делала короткие бесшумные шаги. Она боялась. Мерлин, что? Что он сделает? Боялась, боялась… Похоже было на ту ночь, когда… когда он сделал то… предложение. Нори подняла глаза, посмотрела вперёд.
Разгром — всё на полу: и стекло, и ломаные табуретки, и сахар, и кофе, и посуда… Тот же свет из жёлтой лампы. Блез лежал на тахте, откинув голову, с закрытыми глазами. Совсем близко — бронзовое в жёлтом свете лицо, свисающие кудри, очерченный кадык. Она боялась. Просто боялась, не смея сделать ни шагу — только потихоньку сползла на пол. Сидела, по-прежнему прижимаясь щекой к дверному косяку, дрожала, глядя на мужчину. Он шевелил губами, что-то шептал. Нори разбирала… Дрожа от страха, разбирала:
— Я убью её, — совсем тихий шёпот, — я убью её к чёртовой матери…
Мерлин… Она сильнее затряслась, давя плач, с шумом втянула воздух… Блез услышал, резко поднялся, упёр в неё изумлённый взгляд… Женщина бледнея, опустила глаза. Дышала часто, жмурилась от страха, давила всхлипы… Мерлин, что он сделает? Почему молчит? Ведь боялась… Блез стоял над ней, дышал шумно… И произнёс совсем ледяным голосом:
— Почему ты с ней не ушла?
Нори попыталась глубоко вздохнуть, только сильнее затряслась.
— Р-руэл…
Он, не дослушав, просто вышел, задев её ногой. Хлопнула дверь — не входная, только комнаты… Нори резко сорвалась с места — к себе, за штору… Пальцы комкают ткань, горло жмётся от плача… Она не могла больше! Уже просто не могла! Терпеть эти унижения, терпеть его ненависть, отсутствие Руэла, постоянный, забившейся в подсознание страх… Разве так можно? Разве кто-нибудь так живёт?
Мерлин… Она родила ему сына. Неужели… неужели он совершенно ничего не чувствует? Неужели так ненавидит?
Заснула прямо там, за шторой — как уже две недели подряд.
***
Рисс оказалась, наверное, ровно посредине кукурузного поля. Ну, летом оно кукурузное — сейчас просто поле. Под тоненьким слоем снега. Боже мой, уже зима! Декабрь! Девушка дрожала. От холода. Ну, Боже, только в подранных джинсах и зелёной слизеринской футболке. Ну, что делать?
Рисс озиралась, отыскивая глазами дом. Светло — здесь сейчас часа два пополудни. И дом — далеко, мили три в долину… Ну, правда, хорошо, не Каньон… Опять сосредоточилась, аппарировала поближе…
Цепная собака разразилась лаем, набросилась… Привязь кончилась примерно в двух футах от Рисс, которая даже не успела среагировать. Боже мой, вот и корчилась бы себе здесь, с клыками в теле… Вспомнилось, что Блез боится собак — и стало как-то спокойнее. Всё-таки, может, и её он будет искать? И вдруг… Но это, в конце концов, польстило б. Рисс, так или иначе, ревновала.
Пёс всё лаял, девушка услышала, как открывается скрипучая дверь — на веранду вышел Фред. Тут же такая радость, такое возбуждение — Фред… Последний раз они виделись два месяца назад. Да, он всегда был самым старшим, самым строгим, но он же брат…
— Нелли, место.
Собака, виляя хвостом, скрылась в конуре… Рисс стояла, неловко молча, не смея поднять виноватых глаз… Прям Библия — возвращение какого-то сына. Фред улыбнулся:
— Наша Клэр… — он ласково рассмеялся, — Ну-ну, блудная овечка.
И просто подошёл к ней, просто призывно раскинул руки… Рисс не выдержала — бросилась ему на грудь, рассмеялась. Только тут, только теперь стало ясно, как тяжело было с Блезом, как, оказывается, незаметно тосковала она по дому… Фред… Обхватив его руками, улыбаясь, плакала — действительно, от счастья, как никогда. Фред… Пах мылом, полынью — как самим домом. Он нечасто таким был — открытым, добрым. Нет, больше строгим и твёрдым — как отец. Они стояли долго — и совсем не мёрзли, как если бы тёплые встречи могли согреть.
И вот, он аккуратно её отстранил:
— Не войдёшь?
Рисс кивнула, буквально на глазах видя, как опять он захлопывается, твердеет. Фред, этот самый Фред. Вот так — секунду назад молчание было таким естественным, а сейчас неловким. Девушка пошла за братом дом.
Дом… Сразу за входом крохотная прихожая, где снимали только обувь, дальше — коридорчик: налево столовая с кухней, направо — спальни, и прямо — кабинет. Ну, у отца там был большой стол, печатная машинка и вечная кипа газет и книжек. Фред повёл её через столовую в кухню, Рисс села на стул. Молчание действительно было неловким. Что спросить?
— А где Кейт?
Да-да, Кейт — жена Фреда, их дочке год. Чёрт, зря спросила — у них, кажется, были здоровские проблемы. Ответит только «работает» или «нету»... Фред, не отворачиваясь от чашек с заваркой, произнёс:
— Ушла.
Ох, хорошо, можно хоть поддержать разговор, спросив дальше. И вот, не подумав:
— Куда?
— А чёрт знает куда, — Фред разливал по чашкам кипяток, — Не все так любят деревню, — вздохнул, — просто взяла и уехала на автобусе. Сказала, не вернётся.
Вот так. Рисс виновато-сочувственно опустила и подняла глаза:
— Прости.
— Да ладно.
— А Грейс?
— Осталась.
Снова молчали. Скоро на столе появились чашки, печение. Рисс поблагодарила, отпила немного — горячо.
— Ты надолго?
Рисс смутилась. Что говорить? Правду?
— Надеюсь, да.
— Что это означает?
Что делать? Рассказать? А он поймёт? Фред так выжидательно смотрел… Его, помнится, инквизитором в школе звали. Этакий невозмутимый, умный… Захотелось его задеть, чем-то тронуть… И она стала говорить — про этакую войну в Великобритании, про свои заточения, про Блеза, даже про чуть-чуть Малфоя — чтобы как-то его растормошить. Он молчал, серьёзной, слушал… Он ведь был магглом. Он с Ником — магглы, Рисс с Амандой — магглорождённые. Так уж вышло.
Снова молчание.
— А Аманда?
— Пропала. Кажется, без вести.
Что она могла сказать? Они ещё недолго сидели. Однолетняя Грейс окончила дневной сон, и, понятно, очередной ребёнок лёг на Рисс. Впрочем, после Руэла… Что могло быть сложнее отпрыска Забини?
Но Рисс чувствовала себя дома. И привычно строгий Фред, и лёгкий запах дубовых перекрытий, и белая полынь, которую летом жгли на «дымовики» для скота… Дома. Фред её принял так легко, так просто — всё-таки дома. Здесь…
***
Время летело как-то быстро. Полные пугливого одиночества, дни пролетали неожиданно скоро. Вчера было начало декабря, завтра — середина.
Нори и Блез совершенно не встречались. Впрочем, было не сложно — он приходил раз в два-три дня, только спал, завтракал и уходил. И он всегда молчал, выдаваясь только шагами. Не напевал, не включал радио, не шумел… От этого было легче — она не выдержала бы внимания. Она почти не выползала с постели, совсем плохо ела. В какой-то момент испугалась, что беременна, но скоро самым естественным образом разубедилась. Но была мысль — а что стало бы, будь она в положении? Целыми днями бездействия она только и могла что создавать фантазии. И хороших перспектив не виделось — только как с Руэлом, только ещё уязвимей и беспомощней.
Мерлин… Дала себе детский зарок — всё, больше Блезу не верить. И ещё один, какой-то тоже на редкость наивный — больше с ним не спать. Ведь глупо… Если он захочет — разве не может вынудить, заставить? Однако он никак не пытался, и становилось легче — просто не хочет. Казалось, из этих «легче» должна была сложиться неплохая жизнь… Но страх по-прежнему давил на мысли. И без Рисс становилось всё тяжелее, и, казалось, действительно хочется выговорится. Та… та ночь просто давила сверху. И страх. Да, Блез не хотел, не пытался, но страх… Он… вернул её назад, когда она только-только к нему попала, когда панически боялась просто прикосновений… Этот страх, эта тяжесть — как камень на душе. Как его свалить? Она же знала…
Так вот шли дни. И уже грозило Рождество, и совершенно очевидно, в доме не будет ни ёлки, ни песен про звонки, ни ангелочков, ни угощений… Она не могла не вспоминать прошлое — то опаловое колье, то приглашение на ужин, Сэм, Сэм, Сэм… До сих пор было больно — больно и стыдно, и чувство вины… А ещё раньше — она лежала, замерзая, в лесу, с пробитой ногой, и плакала от страха. А до этого — Блез. Ещё… ещё не такой, как сейчас, ещё тот, уходя от которого, она колебалась, кого, казалось, немного любила. А ещё годом раньше рядом был Драко, и боль ограничивалась уколотым пальцем, Блез — шафером на свадьбе, а Люциус Малфой — сжатыми опасениями. Мерлин… Так страшно. Два года назад — заслуживающая уважения, сегодня — униженное никто.
Было очень тяжело… Хотелось с кем-нибудь поговорить — просто, чтобы почувствовать понимание… Да, конечно — четыре месяца тогда — в полнейшем одиночестве, когда неделя кажется годом… Но она не могла больше так. Она скучала — по всем. Сэм, весь Малый Рокстон — она получила там новую жизнь, второй шанс. Такого больше не будет — такого ведь вообще не бывает… Просто повезло. Повезло…
Метель грозила Рождеством.
***
Привет, Уизли.
Счастливого Рождества, если это не слишком издевательски звучит.
Вот… Я обещал торт? Вот торт. Прости, забыл спросить, какой ты любишь — купил «Песочный». Ну, я, во всяком случае, люблю.
Не бойся, весь тебе — я не голодный… Да ешь, не стесняйся. Прости, нож тебе нельзя — обойдёшься ложкой. Мерлин, зачем тебе разрезать? Успокойся.
Вот так. Знаешь, даже приятно смотреть на человека с нормальным аппетитом. Я вообще никак. Всё, подсел на кофе… Ну, Мерлин, кофе и сигареты — прямо пошло уже. Да, много и плохо курю, по мне, наверное, видно. Ха, по возможности бледный.
Знаешь, Уизли, мне паршиво. Да, это всё она — Эл. Мерлин, я не знаю, что с ней делать. Понимаешь, я… я вроде как и пытался её сломать — не по зубам, видно. Я просто не могу с ней говорить — я просто ненавижу её, я мгновенно выхожу из себя… Я вообще с ней не говорю. Я, наверное, месяц её не видел. Да нет, живём в одной квартире — ну, она живёт. Я, может, раза два в неделю и зайду — поспать. Ты представляешь, за один этот месяц — пять женщин. Две шлюхи, две просто, а одна и вовсе надеялась на что-то серьёзное… Ты представляешь, я уже не могу от Эл избавится — буквально не думать о ней не могу. Ей богу, я её ненавижу. Я убью её когда-нибудь, к чёртовой матери…
Представляешь, раз так случилось — я ушёл, забыл запереть дверь. Представляешь? Оставил настежь открытой! Вечером прихожу — конечно, пусто. Я… я так взбесился, я разнёс полкухни, я ненавидел обоих… И вдруг стало легче. Всё. Где они могут быть? Только у Рисс… Не тут же ведь, где вот-вот война. Ну, я себя так успокаивал. Вот успокоюсь, отдохну — и в США. Луизиана, Сатр… Там дом Рисс. Знаешь, стало действительно легче. Я уже и вовсе решил ничего не делать… В конце концов, от Эл я избавился, Руэл у меня. Рисс? Приятная, но не до неё. Вот и всё. Мне хотелось к чёрту разнести ещё полдома, но я себя убеждал, что всё складывается к лучшему. И вот, ты не представляешь — Эл! Она не ушла — она осталась. Я… я как понял, я не знал, что думать. Я, правда, решил, что она из-за меня осталась… Ага. Руэл! Что ей до остального? Руэл. В конце концов, она ведь мать.
Я думал, что прямо там её и убью. Нет, сбежал удачно — вовремя. Так и живу. Фаталистом. Что будет — то будет.
Вот, психолог местный ко мне прицепился — заинтересовался моим несчастным видом. Я сбежал от него, как только смог. Мне просто страшно стало. Я её люблю? Нет, что я — не влюблялся? Да сотни раз. И всё по программе — цветы, конфеты… А тут… я её просто ненавижу. И всё. Всё.
Драко по-прежнему нет. Я боюсь, что он приедет. Я не знаю, как смотрел бы ему в глазах. Эл… Он же её как-то по-своему любит. Я не знаю. Я не могу. Ничего не могу.
Кстати, я говорил, что вот-вот война? Нагло наврал — война уже. Буквально на следующей неделе наступление. Мне не страшно — мне всё равно, если не сказать грубее. Да, конечно, буду там.
Ладно, Уизли, удачи, не болей.
Аривидерчи.
***
Привет.
Снова я, да. Ты не рад? Ну, кто к тебе ещё ходит кроме?
Вот, ещё торт. Я такой не пробовал. Сказали с фруктами. Вон, видишь апельсины? Не, у меня аллергия. Да не знаю, почему. Вот собак боюсь — да, в детстве доигрался. А так… Кто его знает, откуда это берётся.
Психолог тот меня таки догнал… Я наврал, что у меня кто-то умер. Мерлин. Кому у меня умирать? Нет, Руэл, конечно… Я имел в виду родителей — ну, в возрасте которые.
Я сейчас от Мисси почти не вылезаю — ну, только на работу. Она послезавтра уедет — здесь уже опасно. В Японию. Да чёрт знает, куда… Ну, Токио — мегалополис, да? Большой город — «ест» соседние городки. Так вот, какие-то родственники Мисси живут в каком-то этом городке. Ей-богу, был бы выбор — я б Руэла не отпустил. Говорят, там вообще дышать нечем. Тем более, ему ещё говорить учиться — и что, на японском? Да нет, начинают только, кажется, года в полтора… Но откуда я знаю, на сколько это затянется? В общем, так или иначе, они уезжают. Послезавтра.
Да ты ешь, не стесняйся. Перед кем тут чиниться? Я, который пьёт чёрный кофе с сыром и курит по пачке в день? Мне вообще плохо. Ну, где я сижу? У Мисси, на работе и на полигоне. К себе прихожу, наверное, только поспать. Раза два в неделю. Иногда у Мисси могу вдруг выспаться. Сяду в кресло — и вуаля. Хорошо хоть, её благоверный сейчас где-то занят — а то явно бы уже ревновал. Да нет, хороший человек — и к Руэлу отлично относится, и ко мне, кажется. Но, знаешь, если бы у меня часов по пять в день сидел какой-то парень… В общем, я просто не знаю, что бы без Мисси делал. Жаль, она уезжает.
Чёрт, нечасто мне жаль с кем-то расставаться. Нет, я с ней никогда не спал. Так, чисто платонические отношения.
Эл? Я позавчера мельком видел её ногу, когда только пришёл. На этом наши контакты заканчиваются. Но, понимаешь, иногда иду по коридору — и останавливаюсь возле её двери. И… и не знаю что хочу сделать. Наверное, просто её убить, просто-напросто уничтожить. Я не смогу так ещё долго. Я не в состоянии ни спать, ни есть нормально, я почти ни могу о ней не думать. Ужасно, да? Опять же успокаиваю себя тем, что это не любовь — уж влюблялся-то я не однажды. Так что… Посмотрю, чем это закончится.
Ну, всё, мне пора. Я уже, да. Ну, на боевые действия, как говорят. Знаешь, страшно. Да действительно страшно. Во что я ввязался? Упивающийся смертью… Гордо всё-таки звучит.
Ну, удачи. И ты мне пожелай.
***
Какое сегодня число? Какая разница… Узнать можно было только по телевизору, но его она не смотрела. Зачем? Ничто как-то не трогало, не интересовало. Казалось, тело перешло на ждущий режим — когда совсем отключаются мозги. Как тогда с Блезом… Просто ждала, что будет, и только просила небо, чтобы поскорее.
Она больше не может. Она с ума сойдёт.
Шли, шли часы, дни. Что ей делать? Она совсем мало двигалась — и, наверное, от этого мало ела. Фигура — та же, худая. Чуть подправившаяся после беременности, но опять исхудавшая. Да, она всегда была из разряда «не в коня корм». Одна радость, вместе с телом не уменьшался и без того скромный бюст. Но к чему это сейчас? На какие-то резервы отрастали волосы — и явно становились сильнее. Без солнца, заколок, фена — блестели. Было как-то приятно — на фоне таких гроз. Чёлка уже до самых скул, я укоротить было нечем — потерялись ножницы. Наверное, их куда-то всунул Блез…
Время так и проходило — за этими бесполезными мыслями.
Нори была в комнате Рисс. Стояла в белье перед зеркалом. Впрочем такое белью — боксёры и майка Рисс на бретельках… Смотрела и вовсе не находила себя красивой. Ведь всё так и осталось — уродливые глубокие шрамы на запястьях на груди, на спине… Только ноги были чистыми — наверное, шрамы буквально срезало с остальной кожей тогда… в сентябре. И когда Мисси лечила — кожа так и восстановилась, какая была до отеля. Смотрела дальше… Ноги — конечно, слишком худые. Правда, в плане костной основы — почти идеальные. Всё-таки, аристократы… На губах появилась злая и горькая улыбка. Вот и всё, что осталось с прежних времён — чистая волшебная кровь и идеальные гены. Ну, для чего она ещё? Женщина… Родить ребёнка, двух, трёх — сыновей, наследников. Вот так… Ну, что же — извольте, Руэл. Мальчик, здоровый. В чём ещё её суть?
Женщина приподняла майку, смотрела на живот. Рёбра можно сосчитать за так, талия — средняя… Фигура, в общем, вся средняя…
Такие же бесполезные мысли. Женщина тихо надела джинсы, футболку, поверх — свитер. Было холодно — почему-то отключили отопление. Радиаторы теперь, скорее обдавали холодом, чем грели… Ещё какое-то время, сидя на полу, смотрела на себя в зеркало — просто, задумавшись. Минуту, пять…
И вдруг — щёлк! — портшлюз. Прямо в квартиру. Блез? Он всегда входил через дверь. Нервозный страх. А что если её сейчас найдут? Если это Люциус, и он сейчас пришёл за ней?! Дрожь. Женщина, пытаясь успокоиться, глубоко вздохнула, облизнула губы. Страх, дрожь. Ну, что за глупости? И тут вдруг услышала стон. Именно злой стон боли, именно Блеза… Ещё какие-то звуки — что-то падает, сдавленный вскрик, дыхание — свистящее, шумное. Мерлин…
Женщина аккуратно выглянула в коридор — темно. Дрожа, прижимая нос к косяку, выглянула опять, стала смотреть внимательнее. Блез — он стоял в прихожей. Стоял, буквально шатаясь, непонятно куда глядя. Одной рукой прижимал у рёбер мантию, другой пытался удержать равновесие. Снова хриплый мучительный вскрик, невнятная ругань, колени подогнулись. Блез упал.
Мерлин. Подступала истерика. Мерлин, что с ним? Мерлин… Он ранен, ему плохо, он пьян? Нори тихо вышла из комнаты; прижимаясь к стене, смотрела на слизеринца. Он лежал на животе на полу, в чёрной мантии, также шумно и мучительно дышал. И вдруг появилось какое-то незнакомое чувство — когда понимала, что ему больно. Потому что знала, каково, потому что не могла не вспоминать своё, не сочувствовать… Тихо подходила ближе, потом включила свет. Из под мантии, на плиточный пол растекалась кровь. Нори сглотнула, не зная, что делать. Хотелось просто сбежать — от этого живого кошмара, от воспоминаний.
Блез с усилием поднял голову, глянул ей в глаза и вдруг зло рассмеялся.
— Иди, возьми сейчас нож и добей к чёрту.
Смех быстро перешёл в тот же громкий кашель, кровь хлынула на пол… Нори всхлипнула, резко бросилась к мужчине. Это задело все чувства, все кошмары и страхи…
— Блез, Блез, Блез…
Что же делать, что делать? В какой-то беспомощности теребила ему волосы, повторяла имя. Мерлин, она боялась — как боялась!.. Просто становилось невыносимо оттого, что ему больно, просто пугали так идеально сохранённые памятью ощущения… Она резко вздохнула, вдруг расплакалась — просто, от истерики. Что делать? Куда от этого деваться? Как прекратить? Мерлин, она не знала — ничего, абсолютно ничего. Снова попыталась вздохнуть, всхлипнула, попыталась собраться — и как могла аккуратнее перевернула мужчину на спину. Дышать он стал сразу легче. Нори сглотнула, встретив взгляд. Блез смотрел снизу своими чёрными глазами, смотрел с каким-то удивлённым облегчением, с вымученной ухмылкой на губах. Брови сдвигались от боли, тело дрожало. Нори отвела глаза, отвернула голову. Мерлин, ей было страшно, просто страшно. И вдруг… Как же? Надо же что-то сделать. Ему больно — надо хоть что-нибудь сделать. Молодая женщина глубоко вздохнула, посмотрела ему в лицо…
— Что… что мне делать?
Блез повержено, с какой-то иронией улыбнулся.
«А он, мятежный, просит бури…» — но парус только тогда и чувствует себя парусом, когда наполнен ветром, упруг и могуч, как же ему без бури?
*я не вспомню, чьи слова — но не мои
.::Предыдущая глава::. | .::Оставить отзыв::. | .::Следующая глава::.
(c) 2004-05. Права на публикацию фанфика на русском языке
принадлежат его автору sthikatillo
Любое использование материала данного сайта,
полностью или частично, без разрешения
правообладателей запрещается.